— Ну-к что ж?
Юрке показалось, что отца смутило такое каменное равнодушие деда. Он спешно и усердно начал вытирать лицо и шею полотенцем.
— Да я так, ничего. Думал, тебе интересно будет.
По всему было видно, что отец знает больше, чем говорит, и о Темном царстве и о тайности деда. И мать, наверно, тоже знает. Один он, Юрка, ничего не знает, живет, как слепой. И сердце его вдруг заполнилось горячим, сосущим любопытством. Он забыл о самоваре, о своем исковерканном изображении и уставился на деда.
— С чего бы это мне интересно про разные драги слушать? Пусть себе ставят на здоровье! — недовольно проворчал дед, продолжая чаепитие.
Чай был допит, умолкший самовар и посуда убраны. Мать щелкнула выключателем, и над столом воздушным шаром безмолвно повис оранжевый абажур. Окна сразу потемнели, и только в одном из них, выходившем на запад, виднелся лесистый склон горы, за которым червонным золотом сверкало закатное небо. Дед задумчиво смотрел на окно, и в глазах его отражалось зарево заката.
Отец, погрузив пальцы в свою густую курчавую шевелюру, читал газету. Юрка от нечего делать занялся котом Васькой, перекатывал его сбоку на бок. Тот нехотя отбивался бархатными лапками и лениво щурил глаза. И вот, когда все предыдущее казалось забытым, дед Роман Егорыч спросил глуховатым и равнодушным голосом:
— На которое место дражонку поставили, не знаешь?
Отец вытащил пальцы из волос и рассеянно посмотрел на деда.
— Ты о чем,батя? А, дражонка! Нет, не слыхал...
— Темное царство — оно, брат, большое. Сотни верст в нем, — рассуждал как бы про себя дед.
— Глухомань здоровая, что и говорить, — согласился отец и снова уткнулся в газету. Через несколько секунд он поднял голову: — А ты, батя, наведайся туда, узнай, что там и как.
— У меня в Темном царстве родни не водится, чтобы проведать. Разве что лешак какой по мне заскучал? — вяло усмехаясь, проговорил дед, протяжно зевнул и ушел спать.
Вскоре дом затих, только и слышно было, как ворочается на скрипучей деревянной кровати дед и гулко, раскатисто кашляет...
Под утро Юрке приснился сон. Будто стоит он на вершине самой высокой уральской горы — Таганая. Непроходимый темный лес — Темное царство — расстилается у его ног и гудит тысячами зеленых вершин. А за спиной неизвестно откуда взялись и шумят его собственные крылья. Он машет ими изо всех сил, а подняться с вершины не может: кто-то цепко тянет за ноги. И страшно, и сладко Юрке, и дух замирает — вот-вот полетит он, будет парить над горными хребтами.
И вдруг откуда ни возьмись, орел. Черной тенью покружил над Юркой, подлетел совсем близко и схватил твердой лапой за плечо. Рванулся Юрка — и в эту захватывающую минуту открыл глаза.
Никакого орла над ним нет, а просто склонилась голова деда. Это он тянул Юрку за плечо.
— Ну, дурачок, ну, чего испугался? Что ты?
— Вовсе я не испугался. Скажешь тоже! — ответил Юрка, в котором дух противоречия просыпался вместе с ним.
— Вставать будешь или понежишься? — прищуря глаз, спросил Роман Егорыч. Он знал, как воздействовать на внука.
— Ха! — тотчас отозвался Юрка и потянулся за штанами, хотя и не прочь был еще понежиться. Что делать — принципы!
— Вот чего, Юрий ты мой Владимирович, — медленно и как-то уж очень веско проговорил Роман Егорыч, — в горы я сегодня тронусь. — Он помолчал и пожевал сухие губы. — Пойдешь со мной?
Юрка оцепенел и несколько секунд не отводил взгляда от морщинистого лица.
— Возьмешь? — спросил он боязливым тихим голосом, точно опасаясь, что дед может если не взлететь на воздух, то, по меньшей мере, переменить решение.
— Стало быть, возьму, а уж как мать с отцом глянут — мне неизвестно. Отпрашивайся сам.
— Мамка где, не знаешь? — деловито спросил Юрка, впервые в жизни одеваясь с необыкновенной поспешностью и проворством.
— Во дворе корову доит.
Юрка ракетой помчался во двор и чуть не растянулся на пороге: у ракеты оказались незавязанными шнурки. Наспех завязав их, он предстал перед матерью:
— Мам, я с дедом в Темное царство пойду.
Мать почти спала. Она даже лбом уперлась в теплый коровий бок, чтобы не уснуть совсем и не упасть тут же, рядом с коровой. Со злостью думала: когда же кончится эта мука — вставать в три-четыре часа утра, чтобы подоить и проводить в стадо корову. А тут еще этот шалопай поднялся ни свет ни заря: «Пойду в Темное царство...» Чего ему там понадобилось? Совсем избаловался мальчишка!
Читать дальше