Виктория Вартан - Быть похожим на Давида Сасунского

— Эх ты, мазила! — крикнул девочке Давид. — Если мяч летит высоко, ты подпрыгивай тоже высоко, чтобы взять его. Поняла?

Анаит кивнула.

— Ну, давай ещё раз. — И, высоко подбросив в воздух мяч, Давид сильным ударом правой послал его Анаит. — Ну, мазила, не зевай!

Девочка не успела опомниться, как мяч попал ей прямо в лицо. Она закрыла лицо руками и заплакала:

— Вай, мама-джан! Мой нос!

Когда Анаит отняла руки от лица и увидела на них кровь, которая у неё пошла носом, она так громко заревела от испуга, что на них оглянулись взрослые. Каро, глядя на сестрёнку, тоже залился слезами.

Давид ужасно растерялся.

— Ну, Анаит, я не хотел тебе сделать больно… Я… я нечаянно… Я правда не хотел. Честное слово…

— Что тут случилось? — прибежала мама Давида с полотенцем в руках. — Подрались? — И вдруг она заметила, что у девочки идёт носом кровь. — Боже мой! Кто это тебя так?..

— Никто, — плача, невнятно пробормотала девочка.

— Как это «никто»?

Подошли несколько гостей и бабушка Давида.

— Вай, ахчи! — запричитала она. — Что это с твоим лицом, Анаит-джан? Бедный ребёнок! Пойдём, пойдём, я тебе умою лицо и руки. — И старушка, взяв плачущую девочку за руку, увела её с собой в дом. Каро поплёлся за ними вслед.

— Она что, упала и разбила себе нос, да? — спросила Гришина мама и вопросительно взглянула на мальчиков.

— Да это Давид ударил её мячом по лицу, — заявил Гриша.

— Давид?! — Аревик удивлённо посмотрела на сына. Тот, побледнев, отступил на шаг. — Как ты мог ударить девочку, сироту?

— Я… я нечаянно попал ей в лицо.

— Врёт он! — энергично вмешался в разговор Гриша. — Я видел, как он её ударил. Наверно, за то, что она плохо играла в волейбол. Он всё время обзывал её мазилой.

— Я? Я ударил Анаит?! — Давид подскочил к нему со сжатыми кулаками. И не успели взрослые и глазом моргнуть, как он, коршуном налетев на Гришу, сбил его с ног и начал тузить.

— Давид! Давид! — крикнула сыну Аревик. — Сейчас же перестань!

— Вай, боже мой! — запричитала Гришина мама, суетливо, словно наседка, бегая вокруг дерущихся мальчишек. — Да помогите же моему мальчику! — Наконец ей удалось схватить Гришу за руку и оттащить от Давида. Она обняла его за плечи и стала успокаивать его так, будто сыну было не девять лет, а всего пять. Она достала из кармана платок, утёрла ему слёзы, поцеловала.

— Тебе не больно, Гриша-джан? Этот паршивец не ушиб тебя?

А Гриша ревел в три ручья.

— И тебе не стыдно, Давид? — начала выговаривать сыну Аревик.

Давид будто не слышал слов матери. Тяжело дыша, он угрюмо исподлобья смотрел на Гришу и его мать.

— Ты почему затеял с ним драку? — Отец Давида, который всего лишь несколько минут назад вышел из дому, больно схватил сына за ухо. — Он же твой гость. — И при этих словах отец прокрутил Давиду ухо на девяносто градусов. — Как ты посмел побить своего гостя?

— А зачем он врёт? — Давид с трудом удерживался от слёз. — Я ведь нечаянно попал в Анаит мячом, а он говорит, что я ударил её нарочно.

— Наш Гриша никогда не врёт! — с возмущением крикнула Гришина мама Давиду. Она всё ещё обнимала сына за плечи. — Он самый правдивый мальчик в классе. А то, что ваш Давид большой выдумщик и задира, — тут она повернулась к родителям Давида, которые с виноватым видом стояли перед ней, — так об этом знают все!

— Ладно, Аня, успокойся, — попробовала было успокоить Гришину маму Аревик, — В конце концов, дети есть дети…

— Что?! Дети есть дети? А я тебе вот что скажу: если у тебя такой задиристый сын, то нечего и звать к себе в гости порядочных людей, — в запальчивости заявила Гришина мама хозяйке дома. Затем она резко повернулась к мужу: — Пошли домой. Больше ноги моей тут не будет! — бросила она напоследок хозяевам и, схватив сына за руку, направилась к калитке.

Они ушли. Оставшиеся гости с осуждением посмотрели на Давида. Мальчик не знал, куда деваться. Он совсем не ожидал такого оборота событий. «Ну, почему, почему они ему, этому Грише, верят, а мне — нет?» — с горечью думал он.

— Эх ты, испортил мамин день рождения, — наконец проговорил толстяк с чёрными усиками.

— Я тебя о чём просила сегодня утром, Давид? — чуть не плача, повернулась к сыну Аревик. — Я же тебя просила, просила не затевать ссору с Гришей!

Давиду стало жаль маму, жаль испорченного дня рождения и больше всего — себя. Но как, как им объяснишь, что он не виноват?..

— Нечего сказать, — сердито выговаривал отец Давида, — порадовал мать в день её рождения. Молодец! — Помолчав, он добавил: — Ну вот что, если ты не умеешь жить в мире с людьми, тогда отправляйся в сарай и сиди там в одиночестве, пока я тебя не позову. А вечером я с тобой поговорю как следует.