Бетси Байерс: Лебединое лето

— Знаешь, чем все кончится? Я стащу тебя вниз, и мы вдвоем проедемся с горки прямиком до самого подножия.

— Нет, я тебя держу. Давай, полезли.

Сара снова принялась карабкаться, стараясь аккуратно ставить ноги след в след и опираться на камни. Стоило ей остановиться отдохнуть — Джо сказал:

— Еще немного осталось. Идем, мы почти на месте.

— Если это такая хитрая уловка — знаешь, как зубной врач говорит пациенту: «Я уже почти все просверлил», после чего сверлит еще часик и сообщает: «А вот теперь я уже почти совсем все просверлил», а еще через полдня заверяет: «Ну вот, осталась всего одна маленькая дырочка»…

— Похоже, мы с тобой лечим зубы у одного и того же врача.

— Я, кажется, больше правда не могу. У меня обе ноги стерты до мяса.

— Но мы и правда уже почти совсем пришли, выражаясь словами твоего зубного.

Сара упала животом на грязную земляную гряду на вершине холма и несколько секунд лежала без движения. Потом поднялась и взглянула на простиравшуюся внизу долину.

У Сары на миг перехватило дыхание. Перед ней лежала вся долина; такой девочка ее еще никогда не видела. Крохотный очаг цивилизации, оказывается, был затерян в огромном дремучем лесу. Темные кроны сплошным морем колыхались вокруг маленьких пятнышек домов, площадок, дорог, создавая впечатление, что лиственный океан вот-вот сомкнется над домами, поглощая их целиком, и останется только ничем не оскверненная лесная гладь без промежутков, волнующаяся под солнцем.

С высоты она видела квартал, где жила их семья, — с магазинчиками, аптекой, с заправочной станцией, где мама однажды купила набор бокалов на длинных ножках, а тетя Вилли никогда не разрешала детям из них пить; Сара видела хозяйственный магазин, площадку, где летом парковались школьные желтые автобусы. Она видела всю долину — и холм, ограждавший ее с другой стороны, и белых коров, толпящихся возле изгороди, а за вторым холмом вставал третий, а за ним — еще один, и еще…

Сара оглянулась — и по другую сторону холма увидела блестящее озеро. При виде водного блеска она вспомнила про Чарли — впервые с того момента, как оказалась на вершине. Приставив ладони рупором ко рту, она закричала — и эхо снизу слабо отозвалось:

— Чарли! Чарли!

Сара кричала так громко, что голос ее, казалось, грохочет по всей долине. Наконец она умолкла, вслушиваясь и глядя на темный лес. Было так тихо, будто зеленое море и весь мир вместе с ней замерли в ожидании.

— Чарли, эге-гей, Чарли! — поддержал ее Джо.

— Чарли-и-и-и-и! — Сара вложила в крик все силы, и эхо долго звенело внизу. — Отзови-и-и-и-ись!

Взглядом девочка проследила путь, которым — она точно знала — прошел ее братик. Дом, пустырь Эйкеров, старое пастбище, лес. Лесу, достаточно грозному для того, чтобы поглотить всю долину, тоскливо подумала Сара, ничего не стоит съесть одного маленького мальчика.

— Чарли! Чарли! Чарли! — В голосе ее послышалась предательская дрожь, всегда означавшая, что слезы близко. Сара опустила голову, глядя на тапочку с индейцем, которую она все еще прижимала к груди.

— Чарли! Чарли, о, Чарли! — Она умолкла, вслушиваясь. Было тихо. — Чарли, где же ты?!

— Эгей, Чарли! — снова крикнул Джо.

В тягостном молчании они оба ждали отклика. Облако наползло на солнце, по верхушкам деревьев прокатилась волна ветра. И снова — тишина.

— Чарли, Чарли, Чарли, Чарли, Чарли!

Несколько секунд Сара вслушивалась в безмолвие, потом неожиданно закрыла лицо руками, прижимая к щеке коричневую тапочку брата. Она ожидала слез, которые так часто накатывали этим летом, — слез, которые только что были так близко. Но глаза ее оставались сухими.

«Господи, я же за лето ревела раз сто, — подумала Сара. — Я ревела над своими большими ногами, над тем, что я тощая, что у меня кривой нос — я даже из-за идиотских кедов плакала! А теперь случилась настоящая беда — и слез больше не осталось».

Она приложила тапочку к глазам на манер козырька и так замерла, чувствуя, как солнце припекает в макушку, а по ногам дует ветер. Теперь она ощущала большую высоту, крутизну склона, обрывающегося в долину.

— Слушай, это еще ничего не значит, что мы не слышим отклика. Может быть, он…

— Погоди. — Девочка опустила тапку, внимательно глядя куда-то вниз. Порыв ветра бросил пыль в лицо, и она подняла руку, чтобы защитить глаза. — Мне как будто показалось, что я что-то слышала. Чарли! А ну-ка отзовись сейчас же!

Прижимая к груди тапочку и заслонив глаза ладонью, Сара стояла неподвижно, полностью сосредоточившись на своем брате. Вдруг она вздрогнула всем телом: снова показалось, что ветер принес отзвук — тонкий, отчаянный плач Чарли. Никто в мире не мог плакать так жалобно, как он.