Последний вопрос пока еще остается открытым. Отправляемся на поиски швейцара.
- Слушайте, Андрей, - несколько заискивающе начинаем мы: - принесите вы нам, пожалуйста, две бутылки кислых щей, халвы и пирожных.
- Пирожных-то и халвы, барышни, со всем моим удовольствием, a вот кислые щи… Так что Андрей Карлович очень серчать будут, если узнают, потому, оно, правду сказать, хоть и не хмельное, a все же будто неловко с бутылками, где благородные девицы обучаются, - мнется он.
- Пустяки, никто не узнает. Вы, как-нибудь, припрячьте, в корзину какую-нибудь положите. Пожалуйста! Мы уж вас поблагодарим…
- Да я, барышни, завсегда с полным удовольствием. Разве вот… - внезапно осеняет его мысль: - вы, барышни, не изволите обидеться, ежели я вам щи-то эти в помойном ведре принесу?
- Как в помойном ведре?! - хором восклицаем мы, чуть не помирая со смеху. - Вот так кутеж!
- То есть, не совсем в помойном, помоев-то, по правде, туда и не льют, только мусор всякий складывают: вот, как вы изволите домой уйти, a мы тут приборку делаем, так бумажки, обгрызки яблочек, там колбаса или коклетки кусочек с полу подберем, ну, все туда и складываем, - утешает нас Андрей.
- Ну, ладно, несите в помойном ведре, - наконец решаемся мы: все же кислые щи не непосредственно в него влиты будут, есть же промежуточная инстанция - бутылки.
- Так, пожалуйста, к большой перемене.
Мы вручаем ему деньги и торопимся в класс.
- Значится, барышни, я как принесу, так на черной лестнице y самых дверей и поставлю, - напутствует он нас вдогонку.
Первый урок - немецкая литература.
- Только бы не меня! - молит Пыльнева. - Нибелунгов этих самых ни-ни. И кто их только выдумал! «Пронеси ты, Боже, немца стороною, сжалься же над бедной девой молодою», - меланхолично вполголоса мурлычет она, пристально глядя на Андрея Карловича, и точно желая ему сделать соответствующее гипнотическое внушение.
Немца «пронесло стороной»: y стола Леонова. Но видно, внушение оказалось недостаточно прочным.
- FrДulein Pilneff! - раздается возглас Андрея Карловича, едва вызванная кончила отвечать.
С несчастным, страждущим видом направляется Ира к столу. Минутная пауза. Андрей Карлович ждет, но, видимо, тщетно.
- Bischen lauter (немного громче), - смеясь, говорит он.
Тишина не нарушается. Он задает вопрос. Ни звука.
Второй - то же. Он подымает глаза и пристально смотрит на Иру сквозь свои толстые очки. Она по-прежнему нема, но глаза ее так моляще, так жалобно смотрят на Андрея Карловича, что тот помимо воли начинает улыбаться.
- Aber, FrДulein Pilneff, Ihre Augen sprechen, aber Sie, leider, nicht (Но госпожа Пыльнева, ваши глаза говорят, но сами вы, к сожалению, нет).
- Когда я, Андрей Карлович, никак не могла выучить этого урока, он такой страшно трудный, и потом, я не знаю почему, за последнее время я ничего не могу запомнить, y меня совершенно память ослабела.
- О, меня это вовсе не удивляет! Вы так жестоко обращаетесь со своей памятью, что я поражен, как она до сих пор могла еще служить вам: ведь вы ее голодом морите, так только кое-когда перекусить дадите.
Весь класс неудержимо хохочет над удачным замечанием Андрея Карловича. Искренно смеется и Пыльнева, которая лучше, чем кто-либо, знает, насколько остра и метка шутка Андрея Карловича. Жалобно-святой вид исчезает с ее лица, - Андрея Карловича этим не проведешь, и она, любительница всякого удачного словца, весело от души хохочет. Инцидент исчерпывается поставленным в журнале вопросительным знаком, который к следующему разу Ире вменяется в обязанность сделать утвердительным.
Настроение Пыльневой ничуть не омрачено, напротив, она, видимо, чувствует новый прилив сил, да и случай жалко упустить. Следующий урок - гигиена, это удовольствие нам доставляют всего один раз в неделю. В классе, как всегда, маленькое ожидание, так уж Ира приучила нас: - Что же сегодня? - Все, что можно передвинуть, перевернуть или поменять местами в злополучном скелете, уже проделано, все вопросы, сколько-нибудь допустимые по своей нелепости, в роде того, полезно ли детей приучать курить, давать им коньяк и тому подобное, своевременно предложены, чего же ждать теперь? Впрочем, вид y Пыльневой равнодушный; она сосредоточена на чем-то постороннем, глаза ее упорно устремлены в ящик парты. Некоторое время все идет нормально, но вот гигиенша повернула голову в сторону Иры и уже злится, она ее терпеть не может.
- Пыльнева, пожалуйста, не читайте, когда я объясняю урок.
- Я не читаю, Ольга Петровна, - раздается кроткий голос, после чего глаза Иры немедленно, с тою же сосредоточенностью устремляются в прежнем направлении.
Читать дальше