Вера Новицкая - Первые грезы

Просыпаешься каждое утро, и сейчас же начинаешь соображать: что же случилось такого радостного, хорошего?.. Да ничего не случилось, просто жить так хорошо, так легко, отрадно, дышится так свободно, полной грудью… Впрочем, нет, не просто так жизнь хороша: приятно сознавать, что тебя любят, вспоминают о тебе, тоскуют по тебе… a я думаю, что это так. Как хорошо сказано y Тургенева: «Бесконечно сладко сознавать себя единственным источником всех радостей и горестей другого». Да, единственным, чтобы верить и чувствовать, что ты для него и солнце, и свет, и воздух, что «мысли и думы, и чувства, и силы - все для тебя»…

A может быть, вовсе не думают, не тоскуют и… не любят?? Ведь он мне этого не говорил… Прямо, да, конечно, нет… Ну, a эти чудные стихи про «звездочку», что так непроизвольно вылились из его груди?.. A то, как пел он: «День ли царит»?.. Сколько чувства, глубокого чувства, дрожало в его голосе, и пел он это для меня, да, да, я знаю, что для меня… A потом на скамеечке? Его глаза, все его преображенное лицо?..

Фу как глупо, до того размечталась, что наяву грежу - опять мелькнул белый китель… Что это? Не один, a даже целых два.

Нет это не бред, не сон, a самая настоящая действительность ведь это Коля с Володей! Откуда? И на три дня раньше?..

Вот они уже в двух шагах от меня, наши молодые, вновь испеченные офицерики.

- Здравия желаем! Честь имеем явиться! - и, приложив руку к козырьку, оба вытягиваются в струнку.

Какие же они славные, складные, аккуратненькие военные! Физиономии их так и сияют, веселье дрожит в каждой жилке, в каждом мускульчике лица, глаза так и искрятся. Глядя на них, и меня охватывает громадное, неудержимое веселье, хочется прыгать, вертеться, дурачиться. Впрочем, все это мы в точности и выполняем.

Володя с Николаем Александровичем производят впечатление не выпущенных офицеров, a принятых в корпус и сияющих от восторга малышей-кадет. Я помню, как тогда дурил Володя, но здесь он превзошел самого себя и, буквально, ходил на голове.

Чествовали с шампанским наших офицериков один день y нас, на следующий все собрались к моим старушкам, потом пригласили нас всей компанией друзья-приятели Ольги и Марьи Николаевны; скука была там, в сущности, адская, но мы чуть не умерли от смеха.

- Ну-с, знаете ли, с честью обновил я свой офицерский мундир, - в день же приезда за обедом y нас рассказывает Володя: - еду это я из Москвы в Петербург, с шиком, значит, во втором классе, уже не на солдатском положении. Влез в некурящий вагон, оглядел публику: гм… слабо… Смотрю, y одного окошка сидят два декадентских женских типика: y одной зубы, как клавиши, хоть ты мелодии разыгрывай, я даже мысленно примерился на «Вот мчится тройка удалая» - как раз клавиатуры хватает. Откровенная такая особа: губа к носу подъехала, a содержимое все наружу. У соседки ее прическа с большой претензией, шляпа этаким модным, не то фургончиком, не то балаболой, сзади точно колесики, a на отлете, как на пасхальной бабе, красуется клюквенного цвета роза. Два места vis-Ю-vis (напротив) пусты, - очевидно, не рискуют ехать спиной к паровозу, опасаясь свернуть с прямого пути и попасть «в Ригу без билета». Оно, конечно, даром, но… Одним словом, y всякого свой вкус. На следующей скамейке y другого окошка еще две особы женского пола. Ta, что полевей, очевидно, пожила уже порядочно, во всяком случае достаточно, чтобы перепутать заветы Священного писания: вместо того, чтобы лишить возможности свою правую руку ведать, что делает левая, она старается, чтобы левый глаз ее не узнал, что творит правый, и они, верите ли, преискусно избегают друг друга, только иногда, на один краткий, но сладкий миг, дружно сосредоточатся на кончике носа своей повелительницы. Случается это главным образом в те мгновения, когда она заслушается неотразимо интересной болтовни своей правой соседки; y той речь льется, как из водокачки; однако мне, как непосвященному, кроме упорного «сю-сю-сю» ничего не удалось разобрать; оказывается, девица подшепетывает. Положеньице! И поговорить не с кем! Остается еще один и последний субъект, пожилой подполковник, уныло удалившийся в противоположный угол вагона. Что ж, будем вместе горе мыкать!

Подошел. Шаркнул. Познакомились. Два, три вопроса. Не из болтливых, он то есть, я-то - увы! - да.

- Что, полковник, и вы, видно, невесело время проводите, - сочувственно начинаю я. - В дороге одно развлечение - хоть поболтать всласть и этим дорожную скуку размыкать, и вдруг, - извольте полюбоваться (следует красноречивый жест моей руки по направлению четырех граций) - этакий букет представительниц, с позволения сказать, «прекрасного пола»!