Клара Моисеева - Рыцарь XX века

Аль-Хамиси опустился на циновку и стал писать:

Прошлой ночью он хорошо потрудился. Сегодня можно отнести в литературный журнал «Аль-Рисаля» несколько новых стихотворений. Как всегда, не было уверенности, что напечатают. Впрочем, после нескольких публикаций к нему стали относиться с доверием, даже с интересом. Друзья уверяли, что недавно написанные стихи — талантливы. Пусть бы их напечатали. Ему это так нужно!

Бедно одетый юноша, к удивлению секретаря, был радушно принят редактором.

— Вот и аль-Хамиси! — воскликнул редактор, обращаясь к почтенному господину с лицом мудреца и седой головой. — Ты кстати пришел, — обратился к аль-Хамиси редактор. — Наш уважаемый Халиль Мутран только что похвалил твои стихи, пожелал тебя увидеть.

— Совсем молодой! — воскликнул Халиль Мутран. — Ты подаешь надежды! Давай знакомиться! Садись!

— Я счастлив познакомиться с вами, — сказал аль-Хамиси, пожимая протянутую руку и усаживаясь рядом с поэтом, который еще час назад казался ему столь же недосягаемым, как бог.

— Расскажи о себе, — предложил Халиль Мутран. — Что ты читаешь? Что любишь? Бываешь ли ты в театре?

— Я многое люблю. А читаю так много, что перечислять можно целый день… Я люблю ваши стихи, — признался аль-Хамиси. — Мне нравятся ваши переводы французских пьес. Как хорош Мольер на арабском языке. Недавно я был в театре и видел, с каким восторгом публика принимала пьесу «Мещанин во дворянстве». — Аль-Хамиси посмотрел на улыбающегося собеседника, подумал, что рискнет спросить о том, что ему так важно знать. — Вам в самом деле понравились мои стихи?

— Понравились! — Халил Мутран взял журнал, который лежал на столе. — У тебя свой голос. Ты никому не подражаешь. У тебя свои, яркие поэтические образы и такое разнообразие ритмов, которое сделало бы честь большому мастеру. Мне нравится музыка твоих стихов. Она египетская. Душа египтянина поймет ее. Я поздравляю тебя, мой друг, аль-Хамиси. Совершенствуй свою лиру. Она принадлежит не только тебе, она принадлежит всему народу Египта.

— Благодарю вас за добрые слова! — промолвил взволнованный Абд ар-Рахман.

А мудрый старый человек посмотрел на аль-Хамиси умными глазами и подумал: «Он так молод, глаза полны огня, а на душе печаль. Должно быть, нелегкая судьба выпала на его долю».

— Мне понравился твой «Крик», — сказал Хаиль Мутран. — Ты растревожил мою душу.

В этих строках трагедия, крик души. В них и печаль, и одиночество…

— В этих строках мое настроение. Стихи пришли ко мне в минуты одиночества и печали. В них мои чувства и переживания. Я их не задумал, писал внезапно. Они пришли и завладели моими мыслями. Душа моя жаждала общения с людьми. Я был одинок. Увы, я слишком рано оказался одиноким, лишенным общения с близкими людьми. Это наложило печать на мое мышление и отразилось в творчестве. В эту пору моей собеседницей и целительницей была природа. Моя душа удивительным образом связана с природой. Я жил на берегу Нила, в деревне аз-Зарка. Мне часто казалось, что река у моих ног о чем-то со мной говорит. И старая смоковница, и развесистая ива, и розовый куст — все говорило мне слова утешения. Это общение с природой помогало мне побороть одиночество и печаль. А вокруг меня было много горестного. Я видел нищую, безрадостную жизнь феллахов и очень их жалел. Я вспоминал освещенные ночью улицы большого города, электричество в доме моей мамы в Порт-Саиде и горевал о том, что в деревне темно. Не у каждого феллаха горит в ночи свеча или керосиновая лампа. Он так беден, что не имеет даже самых дешевых сандалий, ходит босиком. А дети совсем голые. Я покинул город в семь лет, но запомнил те удобства городской жизни, которых и в помине не было в деревне. Я рано призадумался над социальным неравенством. Душа моя бунтовала против нищеты и бесправия трудового люда. Еще в школе я стал участником политических событий. Социальное, личное, человеческое, мое понимание жизни — все это смешалось и натягивало струны той гитары, которая принадлежала только мне. Мои произведения выражают мою сущность, мой взгляд на жизнь.