Виктор Баныкин - Бедовый мальчишка

«Неужели забыл? — тревожно думал Кузнецов, в волнении теребя зябнущими пальцами портупею. — Бойцов-то нас было много, а он один, всех не упомнишь… Нет! Василий Иваныч не такой как другие. Вспомнит. Своих он знает».

Неожиданно все закричали:

— Ура-а Чапаеву!

С крыльца быстро спускался Василий Иванович. Он улыбался и приветливо махал рукой.

В горле у Семена пересохло, перехватило дыхание. Расталкивая людей, он бросился за Чапаевым, направлявшимся к санкам:

— Василий Иваныч!..

Чапаев обернулся. Взглянул на запыхавшегося Кузнецова, и его быстрые зеленоватые глаза сощурились в ласковой улыбке:

— Кузнецов?.. Семен?..

— Он самый, Василий Иваныч! — Командир взвода протянул Чапаеву широкую жилистую руку.

— У, Семка! — Чапаев обнял Кузнецова, и они поцеловались,

— Совсем окончил науки, Василий Иваныч?

— Пока кончил. Не сидится мне спокойно, когда республика наша в таком положении: со всех сторон враг наседает, — глухо говорил Чапаев. — А учиться надо, Семен… Ну, живем как?

— Живем!

— Повоюем еще, Семен, за победу коммунизма, а?

— Повоюем, Василий Иваныч, беспременно!

Чапаев сел в санки и поехал в Казачью Таловку.

Кузнецова окружили красноармейцы. Толстый от надетого на пиджак тулупа невысокий мужик, должно быть, обозник, скребя пальцем за ухом, спросил:

— Он что же тебе, сродни доводится?

Кузнецов спрятал в карманы посиневшие руки и, чуть улыбнувшись обветренными губами, громко сказал:

— Нет, папаша. Я у Чапаева в полку рядовым служил.

Семен Кузнецов придирчиво оглядел бойцов и глухо проговорил:

— Дело серьезное поручили, сами должны понять.

Он еще раз окинул взглядом взвод и хлестнул плеткой коня.

Красноармейцы поскакали вслед.

Хутор спал тревожным сном. Где-то лаяли собаки и скрипели ворота.

За околицей потянулась бескрайняя, скучная в своем однообразии степь. Ехали молча, не курили. Слышен был лишь топот копыт, да изредка — лошадиное фырканье.

Верст через шесть свернули к невысокому молодому осиннику. Слезли с коней и, увязая в снегу, вошли в рощицу.

— Тут полянка где-то, — ни к кому не обращаясь, сказал Кузнецов.

В сапоги ему насыпался снег, и промокшие ноги зябли. Вскоре выбрались на поляну.

— Я беру с собой двоих. Ты пойдешь, — кивнул Семен на Ягодника, — и ты, Дубенков. А вы тут с конями. Через час, поди, вернемся.

Ягодкин и Дубенков приблизились к командиру.

— За рощей секрет противника. Одного беляка захватим с собой, Вязать буду я, — сказал Кузнецов.

Шли настороженно, пригибаясь к земле, потом ползли…

Приподняв голову, Кузнецов прислушался. За деревом, в лощине, тихо переговаривались. «Значит, тут», — решил он и прополз немного вперед, раздвигая кусты.

В лощине, защищенные от ветра, сидели три солдата в башлыках.

Командир оглянулся назад и знаками приказал товарищам ползти в обход. Покончили быстро.

Перепуганный солдат, со связанными руками и кляпом во рту, глупо смотрел на чапаевцев.

— А мы думали, не случилось ли что, — обрадованно улыбнулся один из бойцов, когда Кузнецов и сопровождавшие его Дубенков и Ягодкин возвратились на поляну. — Год будто прошел, а вас все нет.

Солдата посадили на свободную лошадь, привязали к седлу и тронулись в путь. Все были довольны, хотя и сильно прозябли.

Вдруг Кузнецов остановил коня.

— Я саблю потерял, — сказал он дрогнувшим голосом. — Отстегнулась, должно.

— Потерял? — переспросил кто-то.

— Как же быть? Делать что, ребята?

Лошади переминались с ноги на ногу, чуть вызванивая подковами о лед. Порывом налетал ветер, собирал с земли колючий снег и бросал его в лица людей.

— Может, вернемся? — неуверенно проговорил Васька Ягодкин.

Семен не ответил.

«Что делать?… — и ему представилось, вот подходит Чапаев, внимательно оглядывает его и спрашивает: «А где у тебя сабля? Что-то не видно ее, Семен?» Что я тогда отвечу?..»

Подняв на дыбы коня, Кузнецов крикнул:

— Езжайте, догоню!

И пропал в темноте.

Несколько минут бойцы не трогались с места и, сдерживая лошадей, все оглядывались назад.

Наконец Дубенков шагом пустил коня, и за ним тронулись остальные.

— А вдруг не найдет, а? — поравнявшись с Дубенковым, промолвил Ягодкин.

— Ты чего? — сердито переспросил тот, видимо, недовольный, что его вывели из задумчивости.

— Не найдет, говорю, наверно, — повторил Ягодкин, заглядывая в лицо товарищу: — Степь, она большая, и ночь к тому же.