Галина Гордиенко: Назови меня полным именем

— Дурак!

— Не ругайся, тебе не идет. Лучше лицо вытри, пока никого нет.

Таисия растерянно зашарила по карманам и с ужасом поняла, что носовой платок благополучно остался в приготовленном бабой Полей итальянском костюме, она же из протеста влезла утром в старые джинсы, отложенные в стирку. Баба Поля промолчала, что удивительно. Даже когда Таисия натянула черную футболку, она ничего не сказала, лишь поморщилась.

— Суду все ясно, — пробормотал Федор Федорович, с невольной жалостью всматриваясь в худенькое бледное личико. — Подожди, кажется, мать совала…

Таисию передернуло от слов, сказанных просто и естественно, — этот кретин и не подозревал, насколько счастлив!

Слезы вновь хлынули градом, Таисия не успела отвернуться.

«Да что со мной?! — зло думала она, больно прикусив нижнюю губу. — Я так не ревела, даже когда ЭТО случилось…»

Она резко отвернулась и бросилась к своей парте, но Федор Федорович перехватил ее и, как пушинку, усадил на учительскую кафедру. Сунул в руки клетчатый носовой платок, аккуратно отутюженный, и сурово встряхнул за плечи:

— Из‑за чего истерика?

— Так, — прошептала Таисия, благодарно пряча в платок распухшую физиономию.

— «Так» в жизни ничего не бывает, — хмыкнул Федор Федорович, снисходительно рассматривая щуплую фигурку — в чем только душа держится? — Отец говорит — всему есть причина…

Таисия вцепилась зубами в носовой платок и судорожно вздохнула, пытаясь сдержать слезы.

— Кончай издеваться. — Она осторожно вытерла платком влажное лицо.

— Издеваться?

— «Мама сунула, отец говорит…» — передразнила Таисия.

— Так правда же!

— Ага, правда! А у меня… у меня…

Таисия глухо всхлипнула, не в состоянии произнести страшные слова, она еще ни разу их не произносила. Почему‑то чувствовала: как только скажет, что‑то закончится в ее жизни. Будто, пока она вслух не признала, что родителей больше нет, все еще может измениться, они вернутся…

— Да что у тебя?!

Федор Федорович так встряхнул ее, что у Таисии зубы клацнули. Она развернулась к однокласснику и сдавленно сказала: глядя в ненавистные синие «девичьи очи», как говорила когда‑то мама:

— У меня больше нет мамы и папы, понял?! До Федора Федоровича не сразу дошли ее слова. Он неверяще пробормотал:

— Что?

— Их нет, ясно? Ни мамы, ни папы. Нет!!! Таисия с мстительной радостью наблюдала, как у счастливчика Федора Федоровича бледнеет лицо, выцветают радужки, теряя всю свою «девичью» неземную красу. Становятся холодными, светлыми, прозрачными, почти серыми, как подтаявший лед весной. И зрачки вдруг расширились.

Таисия схватилась обеими руками за столешницу так, что побелели костяшки пальцев, и с трудом выдавила:

— Какой‑то урод врезался в их машину, когда мама с папой возвращались с дачи. Эта пьяная гадина на трейлере, а мои — на легковушке. И все кончилось. Сразу. — Она всхлипнула и тоненько выкрикнула: — Я не понимаю, правда! Они только что были, и вот их уже нет!

Федор Федорович гулко сглотнул. Потом пальцем приподнял подбородок Таисии и, глядя ей в глаза, хмуро спросил:

— И с кем ты… осталась?

— С няней, с бабой Полей. — Таисия совсем по‑детски шмыгнула носом. — Она дальняя мамина родственница, седьмая вода на киселе. Но она очень хорошая. Очень. Только совсем старая.

Федор Федорович молча кивнул. Таисия торопливо привела лицо в порядок. Пригладила ладонью волосы и подумала, что большего в полевых условиях ей не сделать. Неловко сползла с учительского стола и угрюмо пробормотала:

— Ты… это… не бери в голову. Мои проблемы, не твои. Сама не знаю, с чего сорвалась…

Она бросила взгляд на замызганный носовой платок и суетливо затолкала его в карман — не возвращать же в таком виде? Вот постирает и отдаст.

Федор Федорович на ее неловкий лепет никак не отреагировал. Зато, к искреннему удивлению Таисии, бросил спортивную сумку на ее стол. И занял соседний стул.

Ее разрешения он не спрашивал, возражения вряд ли бы услышал. Федор Федорович принял решение — и точка.

С тех пор жизнь Таисии резко изменилась. Федор Федорович стал таким же обязательным и неизбежным звеном в ней, как и баба Поля. В классе больше ни одна живая душа не звала ее Мелкой, кроме самого Федора Федоровича, для остальных она стала Тасей. С его же подачи.

Таисия хмуро улыбнулась, вспоминая, с каким изумлением класс принял новое положение дел: самая некрасивая и незаметная девчонка оказалась за одной партой с самым известным парнем школы, чемпионом города и области по многоборью. И к тому же под его надежной защитой.