Эрвин Штриттматтер - Тинко

Мы и не замечаем, как к нам на высоких каблучках подходит дочка пастора.

— Вы что тут делаете?

— Не видишь разве? Поджидаем свадебный поезд, — говорит большой Шурихт, пренебрежительно скривив рот.

— Господин пастор просит не устраивать здесь такого шума. Господин пастор работает над воскресной проповедью.

— А кто же тогда благословляет молодых? — спрашивает большой Шурихт.

— Серость-грубость! Не лезь, когда тебя не спрашивают! Господин пастор таких молодых не благословляет. Они язычники.

— Чего врешь? Язычники только в Африке бывают. Они совсем черные.

Девушка кривит рот. Она не знает, правда это или нет.

— Ступайте по домам, только тихо, не смейте шуметь! — заявляет она и, пританцовывая на своих каблучках, удаляется.

— Ну и хороша у вас семейка, Тинко! — говорит большой Шурихт.

— А я виноват, что мы язычники?

— Знаешь, как здорово, когда язычники! Я уж давно хотел стать язычником. У-у-у, какие они страшные! — Большой Шурихт скалит зубы и рычит.

Кто-то объясняет, что язычники только в загсе регистрируются. Значит, нам надо перехватить свадебный поезд, когда он будет возвращаться из хорндорфского загса. В Мэрцбахе загса нет. Таких людей вообще мало, которые хотели бы работать в загсе: не всякому охота сперва женить людей, а потом отвечать, когда они друг с другом переругаются.

— Ничего подобного! Просто, кто работает в загсе, тот очень мало получает, — заявляет Белый Клаушке.

— Кто это сказал?

— Отец сказал. Если бы там больше платили, он давно бы ушел из кооператива и стал бы работать в загсе.

Мы уже довольно долго ждем на мощеной дороге, которая ведет в Хорндорф. Палки наши лежат в канаве. Чтобы скоротать время, мы играем в игру, которая называется: «Медвежонок, медвежонок, не прыгай через канавку, а то получишь по носу». Маленькому Кубашку нельзя с нами играть: мы ему поручили следить за дорогой, а то как бы нам не проворонить свадьбу.

Время бежит. Мы возимся, пыхтим — игра в самом разгаре. Мы почти забыли, зачем сюда пришли. Вдруг маленький Кубашк начинает прыгать и кричит:

— Идут! Молодые идут! Вон они!

Мы быстро подбираем свои палки.

— Ты что, белены объелся, Кубашк? Никого нет — ни кареты, ни молодых.

— Вон они, вон! — И маленький Кубашк показывает прямо на поле. — Провалиться мне на этом месте, если это не фрау Клари с Тинкиным дядей Эрнстом!

Четыре фигуры движутся по узкой тропе, вьющейся через поля Кимпеля к старому помещичьему парку: наш солдат, фрау Клари, бургомистр Кальдауне и Пауле Вунш. Неужели это вся свадьба?

— Не важно, — заявляет большой Шурихт. — Ничего, пойдем к ним! Не зря же мы старались! Иной раз, когда их мало, они больше дают.

Вся ватага бросается через озимые Кимпеля навстречу поезжанам. Мне неловко, и я один спускаюсь вниз по меже. Я не хочу, чтобы они меня узнали: еще затащат на свадьбу. Не хватало мне еще водку пить, когда у меня такое горе!

Ребята расставляют свои палки по краям дороги и натягивают веревки. Большой Шурихт запевает:

Остальные подхватывают:

Поезжане останавливаются и начинают рыться в карманах. Наш солдат только качает головой, он и в карман не полез. На нем новый серый костюм. Рукава немного коротки. Пауле Вунш запускает свои громадные ручищи в карманы. При этом он глядит на фрау Клари. На его морщинистом лице показывается улыбка. В карманах он так ничего и не находит и тоже качает головой. Два раза фрау Клари открывает свою маленькую сумочку, которая болтается у нее на правой руке. Большой Шурихт подталкивает Белого Клаушке:

— Нашли, кажется…

снова поют ребята.

Я вспоминаю, как мы играли в свадьбу у нас в школе. Тогда я тоже стоял в стороне, потому что мне было стыдно. Сколько стыда и позора мне еще придется претерпеть из-за этих вот людей! Наверно, у них скоро родится ребеночек, а меня заставят называть его братом или братиком. После свадьбы у всех сразу дети родятся. По мне, пусть Стефани называет ребенка, которого ее мать притащит в дом, братиком или племянничком, — я никак его не буду называть. Лучше язык себе откушу!

Наконец бургомистр Кальдауне находит деньги. Большой Шурихт хочет отпихнуть Белого Клаушке. А Белый Клаушке как раз в этот момент подскакивает к поезжанам: он же у нас главный сборщик денег. Большой Шурихт с разбегу падает, но палку с веревкой из рук не выпускает. Лежа, он продолжает горланить: