Эрвин Штриттматтер - Тинко

С тех пор как дедушка узнал, что наш солдат в партии, не проходит и дня, чтоб они не ругались. Но они ругаются такими словами, каких мы с бабушкой не понимаем, и нам поэтому нечего сказать. Дедушка всегда хочет, чтоб он был прав. А солдат с ним не соглашается. Дедушка со злости разбивает тарелку об стену, выплевывает весь свой табак прямо на пол, но наш солдат все равно с ним не соглашается.

Скворцы немного утихомирились. Да и то сказать: попробуй петь, когда у тебя целая охапка червяков во рту! Из домика скворец тоже не вылезает с пустым клювом: надо же ему убрать за малышами. Разве что вечерком, когда скворчата уже улеглись спать под крылышком скворчихи, скворец сядет на ветку яблони и попробует свой посвист и прищелкиванья.

Наша картошка поднялась молодцом. Когда ветер дует над полями, стебли ее так и пригибаются. Вот она какая у нас уже высокая! Сорняков не видно совсем. Дедушка и наш Дразнила прополочным плугом весь его повырывали. Серая лебеда, дикие анютины глазки и полевая редька лежат и гниют теперь в борозде и помогают удобрять картошку. Только вот крапива — та никак не поддается, цепкая очень. Ее толстые молочные корни уходят глубоко в землю. И нам с бабушкой приходится выковыривать их ножиком. На правую руку я надел старую перчатку, но все равно обстрекался. У бабушки руки жесткие, их крапива не берет. Что бы мне такое сделать, чтобы и у меня руки стали такими же жесткими, как у бабушки?

Срезанную крапиву обваривают кипятком, а потом ее, чавкая, поедает свинья. У себя в животе свинья из крапивы делает сало — шпиг.

Учитель Керн задумчиво ходит по классу. Лоб у него нахмурен.

— Мне очень жаль, но кое-кому из вас придется поставить плохие отметки, — говорит он.

— Поставил бы всем хорошие, вот ему и жалеть никого не надо было бы, — тихо говорит мне Фриц Кимпель.

Он только что вслух прочитал свое домашнее сочинение о табаке. Но учитель Керн остался недоволен. Теперь моя очередь читать. И не только потому, что Кимпель и Краске начинаются на «К», а еще и потому, что мы с Фрицем считаемся у учителя Керна «слабосильной командой». А Фриц совсем не слабый. Он даже младшего Пинкуса поколотил. Пинкус уже год как не ходит в школу и носит длинные штаны. А поколотил Пинкуса Фриц вот за что. Пинкус взял да подкараулил ворон, когда они в гнезде сидели. Но на это гнездо давно уже зарился Фриц. Пинкус забрал ворон с собой, а в гнезде оставил записку. В записке было написано: «Фрицу Кимпелю, сыну Лысого черта! Мы уже улетели. Вороны». Вместо точки вороны сами поставили кляксу. Вот за что Фриц поколотил Пинкуса.

Я тоже не слабосильный. Я один дотащил два полных ведра жидкого навоза от тележки Фимпеля-Тилимпеля до самого леса. Фимпель-Тилимпель, как всегда, завернул по дороге к трактирщику Карнауке. А когда он потом тащил свою тележку полем, ему захотелось отдохнуть. Присел он отдохнуть, да и заснул. Я снял ведра с тележки и отнес их в лес. Фимпель их только к вечеру нашел. Потом он всем рассказывал, что это его ведьма околдовала. Она, мол, села полдничать, а тут в поле навозом воняет. Это он, Фимпель, его как раз вез на своей ручной тележке. Фимпель-Тилимпель это и дедушке рассказал. А дедушка подмигнул мне и, подкрутив усы, ответил Фимпелю:

— В самую-то жару навоз возить не годится, Фимпель-Тилимпель. Тебе еще повезло: полей ты свою кукурузу в полдень — она бы вся сгорела. В балансе-то что получается? Коль не хочешь недороду, вози навоз в ненастную погоду. Так-то!

Во какие мы сильные! Но учитель Керн нас все равно считает «слабосильной командой». Он и знать не хочет, кого мы можем поколотить и что мы можем перетащить. Он хочет, чтоб мы были сильны на уроках, одолевали науки. А это у нас с Фрицем что-то не получается. Мне приходится после уроков работать в поле. Фрицу Кимпелю, правда, после уроков работать не надо, но он вообще против нашего учителя Керна. Он ругает учителя мучной обезьяной, а отец Фрица, Лысый черт, считает, что не может быть учителем человек, который не был студентом. Но наш учитель Керн был студентом. Он на курсах учился и сейчас раз в неделю ездит для повышения квалификации в город. Однако Лысый черт всего этого не признает. Он говорит: «Учителю надо быть еще хитрей, чем доктору. Больного сразу можно узнать, он в кровати лежит, а вот дурака сразу не отличишь — он бегает, как все: на своих на двоих».

На меня надвигается беда. У нее на носу очки, как у нашего учителя Керна. Когда она приглядывается, то так же щурит глаза, как наш учитель Керн. Она такая же грустная и бледная, когда ей надо быть сердитой, как наш учитель Керн.