Владимир Добряков - Недолгие зимние каникулы

Однажды, в прошлом году, я заходил в Алешину мастерскую и потому сейчас уже не так, как в тот первый раз, поразился этому царству красивого, блестящего металла. Но все равно дух захватывало.

— Садись, — Алеша показал на табуретку. — Видишь, какую машину изобретаю.

На аккуратно отпиленной дощечке, размером с тетрадку, в дырчатых стойках от конструктора была закреплена ось с железным колесом на конце. Большая часть колеса была заклеена голубой полоской изоляции. Алеша занимался тем, что пристраивал к колесу какие-то тонюсенькие упругие пластинки.

— Что это будет?. — с любопытством спросил я.

— Переключатель для елки. Чтобы красные загорались лампочки, потом — зеленые, синие… Принцип понимаешь?.. Очень просто: колесо поворачивается — включает щетки с цепью красных лампочек, отключает их, потом…

И правда, очень просто. Я сразу понял.

— А кто будет колесо крутить?

— Можно вручную. А лучше приспособить микромоторчик. Чтобы автоматически загорались. Боюсь только, потянет ли моторчик.

— А пусть щетки еле-еле касаются, — посоветовал я. — Чтобы трение было минимальным.

— В том все и дело. Тонкая работа. Думал, до кино успею, а вот до сих пор копаюсь.

— Иди смотри. Потом доделаешь.

— Да ну! — отмахнулся Алеша. — Скоро половина фильма. И не люблю бросать дело. Начал — должен закончить.

— А если бы шел очень-очень интересный фильм? — даже рот открыл, так мне хотелось услышать, что скажет Алеша.

— Ну и что с того! У меня тоже интересное дело. Вот как пристроить сверху третьи щетки?

Неопределенность Алешиного ответа меня не устраивала. Я продолжал допытываться:

— Скажи, а если бы ты занимался делом, которое тебе совсем не интересно?

— Да что ты пристал: «интересное, неинтересное»! Щетку вот не знаю, как закрепить…

Я взял с верстака штангенциркуль и придавил им свой римский нос.

— Все-таки сильная у тебя воля.

— Что? — Алеша повернулся в мою сторону. В его глазах четко горели крохотные желтоватые абажурчики настольной лампы. Казалось, он силился сообразить, о чем я говорю. Потом до него дошло. От глаз пробежали смешливые лучики, а черные ресницы затенили огоньки. — Какая там сильная! Обыкновенная воля. Вот Кибальчич был, изобретатель, это воля! Его к смерти приговорили, казнить должны, а он схему реактивного двигателя рисовал. Мы, наверное, охотно поговорили бы о жизни этого замечательного человека (я тоже читал о нем), но Алеша снова занялся переключателем. Он морщил лоб, постукивал пальцем по верстаку, словно это помогало ему думать, и все повторял:

— Щетки, щетки… На железном угольнике?.. Тогда изолировать надо… А если мостик?.. Обожди, зачем? Это же просто: прибить рядом стойку. Деревянную. А на нее — щетки! Гениально! — Алеша радостно улыбнулся и подмигнул мне. — А ты говоришь — кино!

Я воспользовался тем, что у него такое хорошее настройте, и спросил:

— Как ты думаешь, если у человека слабая сила воли, может он совершить героический поступок? Ну, пусть не героический, просто очень такой решительный поступок.

Алеша прищурил глаз, подумал.

— Вроде бы не должен… Нет, не должен. Не сумеет.

— Не сумеет… — глухо повторил я. — Да, ты, конечно, прав. — Эти последние слова я произнес уже самым равнодушным голосом — боялся, что Алеша может заподозрить, будто речь идет обо мне. А ведь я, когда спрашивал, про себя думал. И потому согласиться с Алешей мне было нелегко. Но как, в общем, не согласиться? Какого героизма можно ждать от труса? Правда, окончательным трусом я себя не считал. Но ведь сегодня с Грекой все-таки вел себя как трус. Неужели как трус?..

Если бы у Алеши голова не была занята всякими стойками и щетками, то вопросы мои, возможно, показались бы ему подозрительными. А сейчас Алеше было не до того. Поставил на верстак ящик с планками, тонкими реечками, обрезками фанеры и стал копаться в нем.

В передней позвонили. Алеша прислушался.

— Вроде Марина… — Мне показалось, что Алеша улыбнулся.

— А чего ей надо? — недовольно спросил я.

— Ей-то? — уже совсем открыто улыбнулся Алеша. — Ей всегда что-нибудь надо.

Я чуть приоткрыл дверь, совсем малюсенькую щелочку сделал. И правда: в колеблющемся свете экрана узнал Сапожкову. В эту секунду она чем-то напоминала марсианку. Очки голубым сиянием отливают, а косы как гофрированные трубки от шлемофона спускаются. И голос Маринки я узнал: