Валентин Рыбин - Берег загадок

Долго шли, не видя и не встречая ничего примечательного, если не считать горных куропаток — кекликов. Но не стрелять же в них. Откроешь стрельбу — всю дичь распугаешь. А архары и без того чутки: подобраться к ним не так просто. Ступишь неловко ногой — посыпится вниз каменное крошево и архары — будь они даже на соседней горе, тотчас умчатся прочь. Ашир всех стрелков - джигитов перед выходом в горы предупредил, чтобы поснимали свои старые, самодельные чарыки, кожанные подошвы которых скользят по камням, а надели резиновые калоши. К счастью охотников в сельпо, оказались калоши — новые, разных размеров. Литые подошвы калошей в твердых рубчиках — словно специально сделаны для горных стрелков-охотников.

К вечеру первого дня поднялись на высокогорное архарье пастбище — так старики-туркмены назвали ложбины между горных хребтов. Травостой тут всегда хороший. В мае-июне в Каракумах трава уже сгорает на солнце, делается серой и пыльной, а в горах сохраняется до самой глубокой осени. Здесь же в ложбинах и родники, к которым ходят архары на водопой. И не только архары, но барсы, волки, лисы и более мелкое зверье, какое водится в горах.

Достиг Ашир со своими джигитами архарьего пастбища. Залегли охотники — стали ждать добычу. Залегли в ста метрах от родника. Сами за высокой скалой, а родник — ниже. По расчетам охотников, архары должны были прийти на водопой вечером или утром. Часа два ждали, шаря окулярами бинокля по горам. Наконец увидели: архары, выстроившись в ряд, впереди вожак круторогий, словно командир, стоял на соседней горе и настороженно смотрели в сторону, где лежал Ашир с джигитами. Юнцы недоумевали, почему же архары не идут к роднику, строили всякие догадки. Может у архаров нюх особый? Разумеется, что особый — не такой, как у человека! Может ветер с нашей стороны, и козлы чуют охотников? Нет, только не ветер. Дует ветер как раз оттуда, где насторожилось стадо.

Примерно через час загадка разрешилась самым неожиданным образом. К роднику осторожно ступая спустилась джейраниха-мать с маленьким козленком. Оглядываясь по сторонам и вздрагивая, она долго боялась опустить голову и припасть к воде. Потом послышалось ее блеянье — это мать приглашала козленка: пей, мол, не бойся. Малыш припал к роднику, мать-джейраниха тоже хотела это сделать, и в этот момент, — непонятно откуда он взялся, — выскочил из засады барс и ударам лапы опрокинул джейраниху в родник. Охотники, не сговариваясь выстрелили в хищника. Несколько пуль попало ему в голову и бок. Барс замертво свалился, но успел убить джейраниху.

Джигиты, словно орехи с орешины, посыпались со скалы вниз, чтобы поскорее захватить добычу. Несколько человек схватили барса за лапы и оттащили от родника. Джейраниху тоже вытащили из воды: она лежала с остекленевшими глазами, а вода в роднике была замутнена кровью.

— Ребята, а где же малыш? — первым вспомнил о козленке Ашир.

Посмотрели вокруг — нигде его нет. Поискали — не нашли. Решили, что успел убежать козленок, хоть и мал — едва держится на ногах. Стали решать — что делать с барсом. Четверо выволокли его на тропу. Тащили и приговаривали: «Вот Набат-дайзе хороший подарочек будет!» А убитую джейраниху оставили, немного, оттащив от родника. И только, было отошли от нее, как откуда-то появился и подбежал к ней, жалобно блея, ее малыш-джейранчик. Ашир — к нему кинулся, чтобы поймать. Но малыш и не думал спасаться бегством. Вместо того, чтобы бежать, он полез к мертвой матери, начал искать вымя.. Ашир взял его на руки, и больно сделалось сердцу охотника.

— Эх, бедняга, бедняга, — пожалел малыша. — Что же с тобой теперь делать? Оставлять тебя здесь нельзя — сразу звери растерзают. Придется взять тебя домой — будешь хорошей забавой для моего малолетнего сына.

Охотники вновь поднялись в гору, к месту засады. Кто-то догадался — посмотрел на соседнюю вершину, где полчаса назад стояли архары. Теперь там от них и следа не осталось: ясное дело — унеслись быстрее ветра, услышав выстрелы. Пришлось возвращаться в лагерь.

Когда спустились, Ашир принял решение — шкуру с барса снять, погрузить на осла, и отправить с добычей в аул двух подростков. Один будет погонять осла, а другой козленка понесет.

Нашлись среди джигитов мастера по освежеванию туш: туркмены сызмальства эту науку усваивают — частенько в аулах, то в одной кибитке, то в другой барана режут. Гость приедет — обязательно свежую баранину подают на сачак. В войну, конечно, баранов мало резали — не было их почти ни у кого. Но все равно — как снять шкуру — любой подросток знает. Вот и содрали с хищника-барса его пятнистую шкуру, как с барана. Содрали — подсушили малость и взгромоздили на спину осла. Взгромоздили, да не подумали — как этот обычно спокойный и покорный лентяй отнесется к столь необычной ноше. А осел, почувствовав на себе зверя, принялся поначалу взбрыкивать задними ногами — все норовил сбросить его с себя, а потом как задал стрекоча — только его и видали. Джигиты кинулись за ним, чтобы поймать, а он — в пески. Все дальше и дальше уходит. Через час вовсе с глаз скрылся. Послал Ашир за ним джигитов, чтобы во чтобы то ни стало догнали, иначе пропадет шкура. Не так жалко осла, как шкуру. Не всякий раз выпадает такая удача — чтобы охотник отправился за архарами, а вернулся со шкурой барса. В древние времена охотника, убившего тигра или барса, люди особым уважением окружали. Называли его храбрецом, да и шкуру убитого им барса он на себе носил, как знак высшей доблести. Сейчас разумеется, шкура на плечи ни к чему, но слава — в самый раз.