Валентин Рыбин - Берег загадок

Старый Ашир-мерген, знатный охотник, чье имя известно на всю округу, в один из теплых апрельских дней приехал из предгорного села в Ашхабад на собрание Общества охраны природы. Настроение у старика было хорошее. Подстать погоде. В городе во всю, цвели акации, пахло их одуряющей сладостью. У киоска газированной воды, куда Ашир-ага, выйдя из машины, подошел, чтобы напиться, жужжали пчелы,— лезли к лужицам пролитого сиропа, лезли в стаканы, — и старик благодушно проворчал, отмахивая пчел от себя: «Вот негодницы! Мало им цветов в горах да на деревьях, прямо в рот лезут. Бездельницы, совсем разучились работать — на готовый мед летят!». Киос-керша отметила остроумие старого человека обворожительной улыбкой, и Ашир-ага подобрел еще больше. Ашир-ага показалось, что, улыбаясь, женщина как-то особо, с глубокой почтительностью, посмотрела на лацкан его пиджака, на котором в два ряда красовались разные награды. Отходя от киоска, Ашир-ага поблагодарил продавщицу за хорошую воду и подумал: «Слава аллаху, не тускнеет твоя слава, Ашир-мерген. Не только простые люди восхищаются тобой, но и начальство— тоже. Вот и председатель Общества охраны природы не забыл — опять пригласил на совещание. Сам позвонил в аул. предупредил, чтобы был ровно в три на заседании. Место, мол, твое в президиуме».

Без четверти три Ашир-мерген, поправляя пиджак и застегиваясь на все пуговицы, вошел в вестибюль. Огляделся. Народу много, городские и сельские. Почти все старые знакомые. Вот и кивки, поклоны и рукопожатия пошли в ход. «Салам, Ашир-ага!», «Как живешь, дорогой мерген?», «Век тебе не уставать, жить да радоваться».

Председатель Общества охраны природы, парень средних лет, с приплюснутым носом, взял Ашир-агу под руку и вежливо повел на сцену за кулисы, где уже топтались в ожидании начала совещания члены президиума. Еще две-три минуты — все сели за покрытый красной скатертью стол, и совещание началось.

Ашир-ага за долгие годы членства в обществе охотников попривык к разным собраниям. Бывало не раз: посидит с напускным видом важного человека, оглядит присутствующих в зале, и начинает дремать. Так и на этот раз. Ощупал Ашир-ага внимательным взглядом сидящих во всех рядах, подождал пока председатель Общества Охраны природы выйдет на трибуну. И когда тот поднялся на нее и развернул папку с докладом и монотонно заговорил, Ашир-ага склонил голову на плечо, сделал вид, что внимательно слушает, а сам стал подремывать. Так сидя в позе нахохлившейся птицы, старик прослушал доклад и несколько выступлений. И дело, казалось, уже шло к концу, как вдруг на трибуну поднялся молодой парень и с вызовом сказал:

— Все мы любим природу. Заботимся о бедных диких животных. Жалеем архаров и джейранов. Правильно делаем. Но скажите, по какому праву сидят у нас в президиуме те, которые создали себе славу, уничтожая диких животных!

— Кого вы имеете в виду? — спросил председатель, привстав из-за стола.

— Да хотя бы того же Ашир-мергена, — небрежно отозвался парень, повернувшись к президиуму. — Вон он, в тюбетейке сидит. Разве не в его честь воздвигнут памятник на горе, перед въездом в аул! А за что памятник поставили? Да за то, что уничтожил в горах всех диких животных. Что — разве не так?

Задвигались в рядах головы и плечи. Кто-то зароптал, кто-то засмеялся: зал оживился. Председатель постучал карандашом по графину, призвал оратора, чтобы говорил по существу. Парень хмыкнул и еще строже заявил:

— Если уж мы беремся восстановить поголовье диких животных, создать новый заповедник, то дело надо отдать в чистые руки. У Ашир-аги и ему подобных совесть перед природой нечиста!

Заерзал Ашир-ага за столом — дремоту словно рукой с него сняло. Жалким, умоляющим взглядом посмотрел на председателя: останови, мол, этого клеветника. Разве я заслужил такого оскорбления?

Председатель понял старика: кивнул и принялся отчитывать парня за беспардонность, за неуважение к старшим. Парень обиженно ушел с трибуны. Тут и другие осудили его за резкость. Но никто не мог сказать, что он необъективен. После окончания совещания люди, выходя из зала, судили так и сяк, и все косились на Ашир-агу. Кто сочувствовал ему, кто — посмеивался. Так, по крайней мере, ему казалось. Сгорая от оскорбления и стыда, он торопливо направился к своей «Волге» и уехал, не простившись ни с кем.

В машине, пока ехали по городу. Ашир-ага хмурился и молчал. Шоферу Аману — ни слова. Шофер, привыкший видеть старого мергена словоохотливым, особенно после собраний, где ему сполна всякий раз выдавались почести, сразу понял — что-то случилось, но спросить не посмел. А старик, хмурился, сопел, покашливал и, когда уже выехали за городскую черту и свернули в сторону гор, принялся бранить нынешнюю молодежь. Все, мол, они знают, эти городские лентяи в джинсах, с завязанными на животе рубахами. И о погоде, и о природе. А уважать старших не научились. Дай им власть, они бороды у всех стариков обреют. Матерей родных заставят в мини-юбках ходить. Шофер спросил, кто именно посмел испортить настроение Ашир-аге, но старик лишь рукой махнул. Никто, мол, ему настроение не портил. Просто, не нравятся ему нынешние моло-. дые парни.