Владимир Киселев - Любовь и картошка

Вася сел за стол перед Сережей и Олегом. Казалось, что он не только слушает, но и записывает слова Наташи. Но спустя некоторое время он вырвал листок из тетради и, не оборачиваясь, передал записку Сереже. На листке был изображен бык, а под ним слова: «Мировая сенсация!!! Археологи нашли Ганнибала!!! Выбит на камне!!! Точный портрет!!!»

Это было важное сообщение. Ганнибалом звали огромного черного породистого быка-производителя, и Сереже было совершенно непонятно, как, и где археологи могли найти его изображение. В другое время Сережа послал бы Васе записку с требованием сообщить подробности. Но сейчас ему было не до этого.

Наташа, волнуясь и сбиваясь, читала заметки Виктора Матвеевича о колорадском жуке, а Сережа помнил, что в этой же тетради были записаны, по-видимому, последние стихи Виктора Матвеевича. Тоже будто бы о насекомых. О стрекозах. Какие-то странные, пронзительные стихи.

— «Человек, когда он сажает картошку,— прочла Наташа,— думает, что он делает это для себя. А в действительности ему иногда достаются только объедки со стола колорадского жука. Это наш враг, о котором нельзя забывать ни на минуту. Главное — не успокаиваться. Не мириться».

— Спасибо, — сказала Клавдия Захаровна. Подошла к Наташе. И обняла, и поцеловала ее так, словно это не покойный ее отчим Виктор Матвеевич, а она сама написала заметки о колорадском жуке.

Вася, Наташа, Сережа и Олег дружно выбежали в школьный двор. Спешили за село, на место археологических раскопок. Но Наташу задержала Анна Васильевна. Наташа беспомощно посмотрела на ребят. Они остановились в сторонке. Решили ее подождать.

С Анной Васильевной разговаривала школьная уборщица Олимпиада Андрониковна. Эта болезненно самолюбивая и очень влиятельная в школе особа сердито выговаривала Анне Васильевне:

— Я в школе с войны. Когда еще развалюха была, а не школа. Ничего уже не боюсь. Я всяких тварей поперевидала. Собак приводили. Змей приносили. Ганнибал за ними гонялся и прямо в вестибюль забежал. Лягушки из парт прыгали. И мышу я в руки возьму. Обыкновенную. Которая но земле бегает. А когда мыша летает, это мне не нравится. А они принесли. В четвертый «А». И я так понимаю — это Ромась. Другому некому.

Анна Васильевна слушала ее с интересом и сочувствием.

— И я почему-то не люблю летучих мышей,— сказала она.— С детства. Хоть читала, что они очень полезны...

— Полезны,— хмыкнула Олимпиада Андрониковна.— Кровь пьют. Из коров. Или из людей, если зазеваться.

— Ну что вы... Кровь пьют другие летучие мыши. Вампиры. У нас они не водятся. Наши только насекомых едят. Вы расспросите Клавдию Захаровну, она вам лучше об этом расскажет.

— Хорошо. Уж я расспрошу,— согласилась Олимпиада Андрониковна и не спеша пошла к школе.

— К археологам? — уверенно определила Анна Васильевна, обращаясь к Наташе.— Скажи Платону Иннокентьевичу, что мы его сегодня ждем к ужину.

— Хорошо,— ответила Наташа.

— Как слушали? — несколько понизив голос, спросила Анна Васильевна.

— Хорошо,— снова сказала Наташа и быстро, незаметно и ласково ткнулась матери лбом в плечо.

«Кем ты будешь, когда вырастешь?» — такой вопрос постоянно задают взрослые школьникам.

— Продавцом мороженого,— отвечает первоклассник.

— Водителем,— твердо решает второклассник.

Третьеклассник хочет стать космонавтом, пятиклассник — врачом, семиклассник — трактористом, девятиклассника влечет теоретическая физика.

В селе Бульбы многие школьники, независимо от пола, возраста и образования, на вопрос «Кем ты будешь, когда вырастешь?» не задумываясь ответили бы: «Археологом».

С тех пор как на окраине села у реки начала работу археологическая экспедиция, археология заняла в жизни села такое же полноправное место, как свиноводство или мелиорация. Руководителя экспедиции знало все село — от мала до велика. Это был профессор Платон Иннокентьевич Снастин, невысокий и плотный одноглазый человек с черной повязкой, наискосок пересекавшей лицо, одетый в красную рубашку с широкими рукавами и узкими манжетами, подпоясанную кушаком, из-за которого выглядывали рукоятки двух старинных пистолетов. Вместо пиджака черный бархатный жилет нараспашку, а голову его украшала турецкая феска с кисточкой. На вид настоящий пират с иллюстраций к Жюлю Верну. Если к этому прибавить, что пистолеты были современные, пневматические, что стреляли они маленькими свинцовыми пульками, а только изукрашенные серебром рукоятки были точной копией старинного оружия, что сам он метко, без промаха, стрелял из своих пистолетов — одновременно из двух по двум мишеням! — и что он охотно давал пострелять из них любому школьнику, то станет понятно, почему сельские ребята души в нем не чаяли.