Петр Карякин - Верный друг

Мать тяжело вздохнула, насухо вытерла клеёнку, по которой рассыпались узоры из голубых васильков и листьев, накинула старенькую шаль и, взяв в кухне ведро, пошла в хлев.

Генке жаль было отца, который, несмотря на совсем здоровые руки, не мог работать, как отцы у других ребят. Но и мать он жалел. Одной ей приходилось трудно. Отцу, конечно, платили пенсию, но пенсия была небольшая. Ему предлагали различные сидячие работы в колхозе. Шорником, сапожником, хотели послать на курсы счетоводов, но отец всё не соглашался. Генка слышал даже, как один из членов правления, Замятин, сказал на собрании про отца: «То ему не нравится, другое не подходит, он сам не знает, что ему надо. Нечего с ним канителиться, вот и всё!»

Генкин отец тогда сильно обиделся и даже хотел побить Замятина, но его уговорили. И вот сегодня утром он сказал матери: — Мне нужна такая работа, на которой бы я мог людей видеть.

Было за полдень, но мать не собирала обедать. За это время Генка вычистил в сараюшке у кур и уток, дочитал книжку, сбегал по просьбе матери в магазин и теперь ему очень хотелось есть. Но отец ещё не возвратился, а в доме у них был порядок: по воскресеньям садиться за стол только тогда, когда вся семья в сборе.

Вернулся отец в третьем часу. Молча умылся и также молча хлебал щи. Мать ничего не спрашивала, только изредка поглядывала ему в лицо, сидя за столом напротив. Генка заметил, что отец, должно быть, устал, но чем-то доволен. Глаза у него были весёлые, ел он как-то торопливо, точно хотел скорее разделаться с обедом.

Наконец, отодвинув тарелку, он улыбнулся, отёр широченной ладонью рот и сказал, обращаясь к матери, видимо, продолжая утренний разговор.

— Не бывать тому, чтобы Андрей Козлов, гвардейский разведчик, занимался стариковским делом — хомуты чинил или печки топил! У меня и на фронте была подвижная специальность и здесь я должен двигаться. На сидячем деле с тоски сдохну, как ястреб в клетке. — Он помолчал минуту и продолжал. — Сегодня с председателем был в районе у начальника почты.

Мать повернулась от печки, куда она ставила кастрюлю.

— Хочу в колхозные почтальоны поступать, — продолжал отец.

Генка улыбнулся и удивлённо поднял брови.

— В почтальоны? — протянула недоуменно и как-то растерянно мать. Потом отставила в угол ухват и, сев на лавку, заплакала.

— Чего же это ты выдумываешь, Андрюша, ведь у почтальона вся работа в ходьбе, куда же ты…

Но отец не дал ей закончить. Он сдвинул брови и, опустив глаза на васильки, рассыпанные по клеёнке, проговорил:

— Подай-ка кисет, Генка. — Потом долго свёртывал папироску, а прикурив, посмотрел на мать: — Не плачь. Всё будет в порядке. Скоро, говорят, инвалидам коляски такие давать будут, с моторами. Вроде автомашины, значит. Ну мне, конечно, дадут. Вот я и буду ездить. Председатель мне лошадь давал, да я отказался. Зачем лошадь на таком деле держать, она может и потяжелее груз везти, чем почта. А я хочу попробовать другой транспорт. А… — Он раза два затянулся и, пустив дым через нос, закончил: — Уж очень интересно мне, как это получится.

И Генка видел, как сощурились его глаза.

Через несколько дней отец привёл двух больших лохматых собак неопределённой породы. Генка очень обрадовался, увидев их, но мать была недовольна, говорила, что лучше лишнюю свинью завести, чем кормить этаких зверей. А отец только посмеивался и молчал.

Несколько дней отец сшивал ремни, верёвки, и когда всё было готово, надел на собак сбрую. Генка понял, что собачья упряжка повезёт почту. Эта выдумка очень обрадовала его, и он рассказал о ней всем ребятам на селе. Им тоже это понравилось, только Генкина мать не разделяла восторга. Она даже рассердилась и сказала:

— Глупости всё это. Где это видано, чтобы люди на собаках ездили? Да тебя засмеют все.

Генка заступился за отца и объяснил, что на севере всегда ездят на собаках и даже очень быстро, потом принёс книжку о Чукотке и прочитал матери. Но и это её не убедило. — Написать всё можно, — сказала она.

Собаки были молодые. Одну звали Рыжий, по её масти, а другую, чёрную, — Додоном. Накинув на них ремни, отец ездил по двору на своей тележке, держась руками за верёвки и направляя собак длинной палкой. Учил он собак долго, до самой осени. Сначала они слушались плохо, тянули в разные стороны, дрались. Но к осени стали ходить дружно, послушно. К этому времени отец смастерил из старых лыж лёгкие санки. И вот когда выпал снег, он запряг собак, уселся в санки и, выехав со двора, направился в другой конец деревни — к правлению.