Эндре Эриксен - Осторожно, Питбуль-Терье!

— Это ты новенький?

Жиртрест медленно повернулся в нашу сторону. Видок у него был недобрый.

— Как тебя зовут? — спросил Курт. Вопрос прозвучал вроде как дружелюбно, но я-то Курта знаю, это он прикидывался.

Новенький прогудел что-то, но ответ заблудился в недрах круглых щек.

— А?

— Терь е , — сказал новичок.

— Как ты сказал? — переспросил Курт. — Жирдяй-Терье?

Народ начал хихикать.

Жирдяй-Терье посмотрел на Курта с ненавистью.

— Ты очень жирный, понимаешь? — пояснил Рогер.

Я было засмеялся, но быстренько заткнулся: Жирдяй-Терье налетел на Курта, повалил его на землю и уселся верхом всеми своими килограммами. Потом сдавил своими лапищами Курту горло и начал его трясти.

Школьный двор умолк.

— Будешь называть меня Питбуль-Терье, — рычал новенький. Он тряс Курта, как тряпичную куклу. У Курта щеки стали цвета помидора, он хрипел и кашлял. Я покосился на Рогера. Тот стоял точно громом пораженный: молча, вытаращив глаза и разинув рот.

Курт выдавал какие-то придушенные рулады. Питбуль-Терье усилил хватку и ощерил зубы.

— А если попробуешь звать иначе, — пыхтел он, — будешь иметь дело с моим питбультерьером. — Усек?

Курт кивнул.

Питбуль-Терье отпустил его, поднялся. Пришел учитель, отпер дверь, и Питбуль-Терье протиснулся в школу.

Мы с Рогером помогли Курту подняться.

— Придется из этого психа котлету сделать, — просипел Курт.

Я был с ним полностью согласен. Где это видано, так себя вести?

На самом деле мне кажется, что Питбуль-Терье меня преследует.

Когда наш учитель Бернт вошел в класс вместе с Питбулем-Терье, то сам он тащил парту, взятую в выпускном классе, а Питбуль-Терье нес от нее стул. Вот орясина . Со своего места я видел, что Бернт о чем-то спросил Питбуля. Тот повертел головой, оглядывая класс своими нехорошими глазами, и вдруг остановил взгляд на мне . Мало того — он показал на меня пальцем .

После чего к моей парте приткнули эту здоровую.

Вообще-то я никого не боюсь. Но если этот «кто-то» — амбал, огромный, как борец сумо, и только что на твоих глазах разделал под орех самого крутого парня в классе, то для тревоги появляются известные основания.

Я украдкой взглянул на Курта. Я собирался состроить гримасу типа «вот ведь влип» и показать, как мне противно, что этот Питбуль-Терье свалился на мою голову. Но Курт смотрел прямо перед собой непроницаемым взглядом. Курт мастер принимать удары судьбы невозмутимо.

Бернт спросил, не хочет ли Питбуль-Терье сказать о себе пару слов.

Питбуль-Терье так отчаянно замотал головой, что щеки заколыхались, как желе.

— Но ты можешь сказать ребятам, откуда ты приехал?

Голос Бернта стал чуть тоньше и чуть выше.

— Черта с два!

Девочки на первых партах охнули.

— Боже мой! — пробормотала Ханне, выпучивая глаза, отчего они прямо из орбит вылезли.

Раньше за Куртом не водилось привычки поднимать руку. Если он хочет сказать, то и говорит. Но сейчас он высоко вытянул свою клешню.

— Бернт! — сказал он. — В школе ругаться запрещено. Этого ученика надо отвести к директору.

Бернт рассердился.

— Ты лучше за собой следи, — сказал он Курту. Потом подошел к Питбулю-Терье. Наклонился поближе и сказал: — Так разговаривать не надо.

— Как хочу, так, черт возьми, и разговариваю, — прорычал Питбуль-Терье в ответ.

И на этом обсуждение закрылось. Бернт сказал, что сейчас будет рисование. Мы не возражали.

Вдруг Питбуль-Терье кашлянул у меня над ухом. Я оглянулся. Он показывал мне свой рисунок, подняв его над партой: коричневый пес с торчащими, как у Дракулы, острющими зубами, а с них капает кровь. Это его любимый питбуль, надо понимать.

В жизни с болезненно тревожной мамой есть свои плюсы и минусы. Например, я сам покупаю в дом все, что нам нужно. Это хорошо, потому что я могу прихватить бутылочку колы, пакет чипсов или какую-нибудь сладость даже в будни. Но мне же приходится все и таскать, что плохо.

На фоне других мам моя очень даже ничего. Ругается редко. В выходные денег мне на сладости не жалеет. Спать рано не загоняет, хотя я бы не отказался ложиться и еще позже.