Борис Алмазов - А и Б сидели на трубе

— Во каки куркули в четвёртом-то! — сказал он. — Курица сдохла, так они за каждое тухлое яйцо трясутся…

— Коля, когда у тебя в прошлом году сестрёнка в новой шубе в прорубь упала, ты кого спасал: сестру или новую шубу? — И, оставив семиклассника с раскрытым ртом посреди коридора, продолжала ежедневный обход.

Она чуть задержалась у двери четвёртого класса и прислушалась к голосу физкультурника, который читал вслух «Чёрную курицу», и, едва заметно улыбаясь каким-то своим мыслям, вернулась в директорский кабинет.

В кабинете надрывался телефон.

— Слушаю, — сказала Мария Степановна.

— Здрасти. — Она узнала голос председателя колхоза. — Марь Степанна, мне тут доложили, что у вас ребята цыплят как бы высиживают.

— Вынашивают, — поправила директор.

— Согласен. Я к тому, что факт замечательный.

— Безусловно.

— Так, может, пособить ребятам? Скажем, я бы подослал машину — яйца в термос и на станичную птицефабрику — там инкубатор, там бы и получили цыплят, когда они вылупятся…

— Володюшка, — сказала Мария Степановна, поскольку помнила председателя первоклассником, тощим и стриженным наголо, в линялой рубашонке и крашенных луковой шелухой штанишках из мешковины, с противогазной сумкой через плечо, где лежал букварь и обкусанный кусок жмыха. — Володюшка, тебе какие люди надобны? Которые будут плакаты носить или хлеб растить?

— Не понял…

— Результат нужно заслужить… Термостат у нас в школе есть, явись такая необходимость, уж придумали бы что-нибудь… — И, помолчав, добавила: — Мы ведь хлеборобов растим, а им нужнее всего терпение и милосердие… Да и не думаю, что они своих подкидышей в инкубатор отдадут. Уверена — не отдадут.

— Ну, извините, коли что недодумал… — помолчав, сказал председатель.

— Да не на чем, милый! Спасибо за сочувствие… — И, повесив трубку, почему-то машинально ласково погладила её — словно макушку того стриженого первоклассника.

На контрольной по математике Касьян так боялся выронить или раздавить тёплое яичко, что бояться будущей двойки или в панике забывать правила у него уже не было сил. Потому-то он решил — всё! И даже переписал с черновика в тетрадь, и почти всё без помарок.

А когда после уроков были объявлены отметки за контрольную, он ушам своим не поверил — четвёрка!

Но даже радоваться Касьян опасался — как бы цыплёнку не повредить.

Ночью он ворочался, стараясь так угнездиться на диване, чтобы во сне не раздавить яйцо.

Ему приснилось, что он входит в курятник. Ложится на солому, и вдруг выскочившая из соломы мышь начинает его щекотать холодным хвостом под мышкой.

«Ты это чего?!» — рассердился Касьян.

«Дом себе строю! — ответила нахальная мышь. — Здесь моё место! Сказано: под мышкой! «Мышкой», понял? Я теперь всегда тут жить буду!»

«А ну пошла прочь!» — закричал Касьян и проснулся.

С левого бока было мокро и что-то шевелилось. Мальчишка откинул одеяло и включил свет. На белой простыне, на грязно-зелёном пятне, среди обломков скорлупы покачивался маленький взъерошенный комочек и тоненько пищал.

— Родился! Родился! — закричал Касьян.

Подбежала мать. Не обращая внимания на испорченную простыню, засмеялась, захлопотала над птенцом.

Подошёл отец. Посмотрел. Ухмыльнулся в усы. Потом снял со стены ружьё, забил патроны в оба ствола и вышел на крыльцо.

— Фёдор, — окликнул его от соседнего дома дед Аггей, — пришли мальчонку — высидел я тебе цыплёнка. Бабка под настольной лампой его сушит. Стало быть, гожусь я в цыплёнкины батьки. — И, увидев, что отец Касьяна собирается стрелять, спросил: — И вы, что ли, с прибылью? И у вас цыплак?

— У нас человек, — сказал отец. — Человек из пацана образовался, — и грохнул в ночное небо сразу из двух стволов.

А по хутору в окнах вспыхивал свет и кое-где хлопали выстрелы — так, по старинному обычаю, приветствовали рождение человека.

Сколько вокруг нас людей! Скольких мы встречаем ежедневно на улице, в школе, на работе… Да мало ли где… И как мы все связаны между собою, как мы влияем друг на друга! Вот тебя толкнули в трамвае да ещё обругали — и день испорчен. А вот тебе улыбнулся незнакомый человек, пусть даже совсем крошечный ребёнок. Улыбнулся как своему близкому человеку — и на душе посветлело.