Кира Михайловская - Неутомимый Морошкин

— Вот! — сказал он Яшке.

Яшка обрадовался, подскочил к табурету, сел на него и принялся вертеться, а Морошкин пошёл открывать дверь.

— Ты чего не открываешь? — сказала Настя. — Я звоню, звоню, а ты не открываешь.

— Я занят был, — сказал Морошкин. — Мне папа табуретку сделал.

— Какую?

— А вот такую.

Морошкин открыл дверь, заглянул в комнату и никого там не увидел.

— Что такое? — удивился Морошкин.

Он посмотрел влево, вправо, вверх… И тут он увидел Яшку. Яшка сидел под самым потолком, и вид у него был печальный.

— Ты чего? — спросил растерянный Морошкин.

— Я вертелся-вертелся, и вот… — сказал Яшка и, кажется, собрался заплакать.

Но Морошкин догадался:

— Это ничего! Ты теперь крутись в обратную сторону.

Яшка начал крутиться в обратную сторону и опустился на пол. Он слез с табурета.

— Вот это да!

— Мой папа столяр. Он ещё и не такое сделать может! — сказал Морошкин.

Он сел на табурет и стал крутиться быстро-быстро. Оказавшись под потолком, он посмотрел вниз и засмеялся: далеко внизу стояли кровать и буфет, стол и стулья, Яшка и Настя.

В комнату вошла бабушка. Голова её была обёрнута полотенцем. Бабушка посмотрела наверх, увидела Морошкина и сказала:

— Стихи — болезни лишь начало. Теперь мерещиться мне стало.

И бабушка, пошатываясь, вышла из комнаты.

Морошкин закрутился в другую сторону, опустился и слез с табурета.

— Не будем пугать бабушку, — сказал Морошкин и задвинул табурет в угол.

Он сел на кровать и посмотрел на Настю. Настя сидела с открытым ртом. В руках у неё был чугунок с варениками. И Морошкин улыбнулся Насте. Она захлопнула рот и судорожно вздохнула.

— В парке культуры, — сказала Настя, — я видела такую же штуку. Она поднимается до неба. И даже выше.

Это была неправда. Нигде, никто, никогда не видел таких табуретов. Потому что ни для кого папа Морошкина не стал бы делать такой удивительной штуки. А кроме папы Морошкина, никто сделать этого не мог. Но Морошкин не поправил Настю.

— А вообще-то, Морошкин, — сказала Настя, — я пришла узнать, чем ты болеешь, и принесла тебе вареники. Ешь! Ещё тёплые.

— Не хочу, — сказал Морошкин. — Спасибо.

— Нет, ты всё-таки ешь! Тебе есть надо, поправляться.

И снова раздался звонок.

— Я открою, — обрадовалась Настя и закричала в коридоре: — Входи, Боря, входи!

Боре, входящему в комнату, Морошкин сказал:

— Садись. Ешь вареники. Дай ему, Яшка, вилку.

Боря присел на краешек стула и посмотрел на вареники.

— Спасибо. Не хо…

— Ешь! — приказал Яшка.

— Спасибо, я не… — начал было Боря, но, посмотрев на Яшку, ткнул вилкой в чугунок, подцепил вареник и нехотя отправил его в рот.

— Ты чего по одному? — сказал Яшка. — Ты по два, по два.

Боря задумчиво уставился на тарелку и сказал:

— По два не влезет, у меня рот маленький.

— Ты чего прибедняешься? — сказал Яшка. — Морошкин, у тебя линейка есть? Хотя вон у Борьки из кармана торчит!

— Это марочная, — вцепился в линейку Боря. — Это зубчики у марок мерить.

— Держи его, — скомандовал Яшка Насте и стал мерить Боре рот.

— Три раза укладывается в длину, — сказал Яшка деловито. — А теперь вареник.

Яшка измерил вареник, и он был равен одной линейке.

— Вареник — одна линейка, а рот — три. Это сколько вареников ты можешь съесть сразу?

— Три, — сказал Боря.

— А врал: не влезет, не влезет!

— На вилку не влезет, — сказал Боря.

— Можешь рукой, — разрешил Яшка.

Боря взял двумя пальцами вареник и сунул его в рот. Потом взял другой и сунул тоже в рот. Когда он хотел взять третий, Настя вскочила со своего места, схватила чугунок и сунула его Морошкину.

— Я Морошкину принесла!

Дверь хлопнула.

— Чего это она? — удивился Яшка.

Боря сидел выпрямившись и медленно жевал вареники.

— Дашь на табуретке кататься, сколько захочу? — спросил Яшка.

Боря кивнул головой.

— А табуретку мне подаришь?

Боря не двигался.

— Ха-ха, — засмеялся Яшка, — мне твоя табуретка больше не нужна.

Тут Морошкин подскочил на кровати, слетел на пол и схватил Яшку за руку.

— Ты чего над Борей издеваешься? — закричал Морошкин. — Не смей издеваться! Ни над кем!

Яшка обмяк, стал меньше ростом и начал медленно сползать со стула.

— Держи его! — сказал Морошкин Боре, но Боря сидел неподвижно с набитым ртом. В глазах его стоял ужас.