Войтех Стеклач - Алеш и его друзья

Когда я вылил образовавшуюся массу в форму, Алеш, весь перемазанный шоколадом, сказал, что сейчас покажет нам такую плиту, какой мы еще наверняка не видели.

Честное слово, это была самая современная плита в мире. Алеш особенно подчеркивал, что через окошечко можно следить, как печется торт.

— Торт должен печься медленно, — важно заявил я и сунул форму в духовку.

Мирек взглянул на часы и возразил, что торту медленно печься нельзя: уже четыре часа, и как знать, уложимся ли мы до пяти.

— Да ну?! — перепугался Алеш и вспомнил, что самое время мешать глазурь.

Это было ошибкой. Мы втроем уселись на маленькой скамеечке, наблюдая, как печет духовка, и оставили Алеша без присмотра, а зря: когда дело касается еды, Алешу доверять нельзя.

Из старых газет, сложенных под плитой, Ченда сделал нам поварские колпаки, и тут Мирек вспомнил, что Алеш остался один возле плитки в комнате. Мы с самого начала перенесли электроплитку в комнату, таким образом у нас получились два рабочих места по производству кондитерских изделий, потому что, заявил Алеш, так будет лучше, мы не станем мешать друг другу, кухонька-то мала, еще, чего доброго, поссоримся, а мы не можем себе этого позволить, потому как у нас маловато времени.

Мирек пошел взглянуть на Алеша, и вскоре до нас с Чендой донесся шум перебранки.

— Уж не испортил ли Алеш глазурь? — забеспокоился Ченда.

И мы поспешили в комнату.

Какое там! Алеш вовсе не испортил шоколадную глазурь, он ее попросту слопал, хоть она и была довольно горячей. Теперь он блаженно сопел и в ответ на нападки Мирека бесстыдно утверждал, что любому известно — повар постоянно должен пробовать блюда, которые готовит.

Мирек сухо заметил, что если бы каждый повар пробовал так, как наш предводитель, ему наверняка ничего бы не удалось приготовить или испечь, скорее всего он просто лопнул бы.

— Сколько шуму из-за капельки глазури, — махнул рукой Алеш.

И, желая нам доказать, что ее осталось еще много, положил ложку на книжный шкаф и наклонил кастрюльку. Глазурь повела себя как и положено жидкости — начала капать на ковер.

— Осторожно! — предостерегающе крикнул Ченда и, желая выровнять кастрюльку в дрожащих руках Алеша, опрокинул ее содержимое на живот нашему вожаку.

— Ой! — взвизгнул Алеш. — Горячо! — И принялся исполнять странный танец живота, с которого весело по каплям стекала шоколадная глазурь.

— Ну, привет! — Мирек уселся на книжный шкаф и закрыл глаза.

И сделал это как раз вовремя, потому что Алеш, исполняя свой танец живота, размахался руками и так ударил по шкафу, что ложка с глазурью свалилась прямо на голову Миреку.

— Кто это меня?

Мирек удивленно открыл глаза, а потом испуганно прикоснулся к волосам.

Мы с Чендой пытались спасти, что удастся, и немного глазури с Алешева живота соскребли обратно в кастрюлю. Алеш, правда, визжал, а Ченда все удивлялся: когда он лопал глазурь, то почему-то не орал.

— Есть некоторая разница между животом внутри и животом снаружи, — вяло возразил Алеш.

Мы поспешно принялись все чистить и убирать в комнате, потому что было уже полпятого.

Мы еще не так много успели, как вдруг Мирек насторожился и сказал, что чувствует какой-то запах.

— Что это может быть? — покачал головой Ченда.

Мы разом бросились в кухню. Торт! В окошко плиты было видно, как он почернел.

— Беда, беда, — завопил Алеш и, схватив кухонное полотенце, вытащил из духовки сгоревшую лепешку, которая дымилась прямо как вулкан.

Мирек сказал, что, если бы мы сейчас зажгли Чендину свечу и воткнули ее в торт, дело, безусловно, кончилось бы взрывом: в лепешке наверняка содержатся самые страшные газы, какие только в состоянии выработать наше кулинарное искусство.

— Взрыв у нас еще впереди, — мрачно проговорил Алеш. — Бабушка…

Мы вздрогнули, как преступники, пойманные с поличным, — было без пяти пять.

— Смелее, — прошептал Ченда, — будьте мужчинами. В худшем случае выскочим в окно.

Мы даже побледнели, ведь Алеш живет на четвертом этаже. А мы уже слышали, как бабушка выходит из лифта и отпирает дверь…

Когда кто-нибудь в классе списывает, учительница говорит, что утопающий хватается и за соломинку, только от этого мало толку — чему в молодости научимся, то в старости найдем, а если все время списывать, то в один прекрасный день пойдем ко дну, потому что коли повадится кувшин по воду ходить, тут ему и голову сложить.