Войтех Стеклач - Алеш и его друзья

По дороге домой Мирек презрительно произнес:

— Ну и вожак у нас… — и добавил еще несколько выражений, отсутствующих в словаре приличных слов.

Мы с Чендой договорились, что каждый достанет по лейке. Мне пришлось изрядно потрудиться.

— Лейку? А для чего? — покачала головой мама.

Мама вечно твердит, что я ужасно любопытный, но, думаю, любопытна как раз она. «Что сегодня в школе? Что сказала учительница? Куда идешь? Что у тебя в кармане?»

Так расспрашивать может только мама. Самое большее, что интересует меня, — это почему мне вытирать посуду, когда я собрался идти гулять.

— Лейка… — заколебался я, но вдруг мне в голову пришла неплохая мысль, и я выпалил: — Завтра в школе мы будем ее рисовать!

— И поэтому все должны принести лейки? — недоверчиво спросила мама. — Ведь не у каждого же дома она есть.

— Не все, — ответил я, — но кто принесет, тот выслужится перед учительницей.

Мама нахмурилась:

— Вероятно, ты хотел сказать, что учительница его похвалит, так?

— Да, — подтвердил я, а про себя усмехнулся.

Честно говоря, мама была бы довольна, если б я иной раз выслуживался перед Мирославой Драбковой, но ей хорошо известно, что эту радость наш класс предоставляет Богоушеку. Поэтому мама предпочитает говорить «похвала» или «хороший поступок» вместо «выслужиться».

— А у нас дома есть лейка? — спросил я.

— Дома нет, — сказала мама, — но на кладбище в ящике возле дедушкиной могилы есть.

— Хм, — разочарованно проворчал я, потому что на улице уже темнело, а кладбище находится на окраине города.

— Поедешь на трамвае, — решительно заявила мама, — не копайся, тогда успеешь до закрытия.

— Плевать мне на эту лейку, — для вида разочарованно протянул я, а в душе ликовал.

Мама, разумеется, рассердилась:

— Раз я сказала, что поедешь, значит, поедешь, и незачем больше об этом говорить. Учительница оценит твои старания. Разве ты не хочешь доставить ей радость?

— Не знаю, — продолжал я безбожно врать и состроил недовольную мину. — А вдруг ребята будут говорить, что я гнусный подхалим, вроде Богоушека?

— Нет, конечно, нет.

Мама мне улыбнулась и даже погладила по голове.

— Все будут злиться, что не принесли лейки, вот увидишь. При чем тут гнусный подхалим? Хотелось бы мне на это посмотреть!

Я решил больше не тянуть и начал прикидываться, будто мама меня убедила.

— Если ты так считаешь, я съезжу на кладбище.

Мама снова погладила меня по голове и достала из буфета ключ и кошелек.

— Вот тебе на трамвай, вот ключ от ящика. Возвращайся скорее. Сдачу оставь на кино. Главное, что учительница будет довольна.

Я помчался по лестнице, весело насвистывая: еще бы, получить на трамвай десять крон!

Когда через полчаса езды я вышел из трамвая, настроение у меня испортилось. Не то чтобы я боялся. Но я ехал за лейкой на кладбище, а уже темнело. В кармане у меня лежал ключ от ящика, который стоит возле дедушкиной могилы, потому что мама думала, что лейка нам завтра понадобится в школе на рисовании и что учительница меня за то похвалит. Мы не так уж часто ходим на кладбище, только в День поминовения усопших, и вечером папа всегда поет мне страшную песню про мертвецов, которые танцуют на кладбище, — хочет меня напугать. Маме не нравится, когда папа поет эту песню, и она всегда утверждает, что о мертвых следует говорить только хорошо. В том числе и о дедушке.

Я дедушку не помню, но мама сильно разозлилась, когда однажды папа мне о нем рассказал.

В первую мировую войну дедушка воевал в Италии и привез оттуда пекелецкой бабушке белый шарфик, он у мамы и сейчас хранится в шкафу. Но бабушке шарфик не доставил ни малейшей радости. Дедушка был музыкантом и играл в трактирах на скрипке. Один раз они так здорово поссорились, что дедушка взял скрипку под мышку, хлопнул дверью и вернулся домой только через пять лет. Рассказывая мне это, отец покатывался со смеху.

Но мама не смеялась, а заявила папе, что он сбивает меня с толку и если папе угодно, он тоже может взять скрипку, выкатиться и вернуться домой через пять лет, потому как дедушка был хороший, о мертвых следует говорить только хорошо, а папу будет вовсе не жаль.

Но отец ответил, что у него нет музыкального слуха и с помощью скрипки ему себя не прокормить.

На это мама сказала, что папа все равно мог бы уйти, он сумеет прокормить себя болтовней и питьем пива — в этом он просто рекордсмен.

Тут уж мой вспыльчивый отец разозлился: если маме угодно от него избавиться, он спокойно уйдет, только мама о том пожалеет, ведь ей не с кем будет ссориться.