Фрэнсис Бёрнетт: Таинственный сад

Потом миссис Соуэрби положила руки на плечи Мэри.

– Ты тоже сильно поздоровела, – любуясь ее лицом, сказала она. – Теперь ты никак не слабее, чем наша Элизабет Элен. А хорошенькая-то какая! Думаю, ты тоже стала на свою маму похожа. Мне про нее миссис Мэдлок рассказывала. Она от кого-то там слышала, что твоя мама очень красивой была. Вот вырастешь, Мэри Леннокс, и тоже будешь хороша, словно роза.

Миссис Соуэрби умолчала лишь об одном. Она помнила, как Марта, явившись на выходной первый раз после приезда девочки в Мисселтуэйт, сказала, что никогда не поверит рассказам о красоте миссис Леннокс. «Не может, – твердила Марта, – не может красивая женщина родить настолько безобразную девочку!»

Сама Мэри Леннокс мало обращала внимания на свое лицо. На это у нее просто не оставалось времени. Конечно же, она чувствовала, что окрепла и изменилась. Но она даже мечтать не могла, что когда-нибудь станет похожа на прекрасную Мэмсахибу, и теперь, слушая миссис Соуэрби, зарделась от радости.

Вдоволь наговорившись, дети и старый Бен обошли с миссис Соуэрби Таинственный сад. Ее привлекала каждая мелочь, каждый спасенный куст, и она с удовольствием еще раз выслушала в подробностях историю сада, которую ей уже рассказывал Дикен. Колин держал ее за правую руку, а Мэри за левую. Оба то и дело поднимали глаза и подолгу любовались ее лицом, от которого, казалось, исходит сочувствие и поддержка всем их планам и замыслам. Ибо миссис Соуэрби понимала их так, как, кроме нее, умел понимать и людей и все живое вокруг только Дикен. Недаром ведь Уголек, несколько раз громко каркнув, взлетел на ее плечо и устроился там точно так же, как на плече любимого своего хозяина.

Когда миссис Соуэрби рассказали, как Робин учит летать птенцов, она, смеясь, отвечала:

– Это приблизительно то же, что мы с детьми делаем, когда учим ходить. Только я лично за своих детей куда больше бы беспокоилась, если бы они у меня были с крыльями.

Она внушала такое доверие Мэри и Колину, что они рассказали ей даже про научный эксперимент с волшебством.

– Вы тоже, конечно, верите в волшебство, – без тени сомнения проговорил Колин.

– Ну да, – кивнула миссис Соуэрби. – Правда, я называю это другими словами. Но разве это так важно? Вон в разных странах люди говорят на других языках, но они же не становятся от этого хуже, чем мы! Нет, тут не в словах дело. Главное, мы с тобой, Колин, мой мальчик, верим в силу одну и ту же. От нее и листва растет на деревьях, и твое здоровье от нее вернулось, и все-все вообще от нее, и главное, конечно, Добро в мире. Никогда не переставай верить в ту силу Колин. Ею полон весь мир. Недаром же вы так хорошо прославление пели, когда я вошла сюда.

– Это мы пели от радости, – объяснил Колин. – Я вдруг понял, что совсем-совсем выздоровел. И тогда какая-то сила подняла меня на ноги от грядки, которую я полол, и мне стало просто необходимо, чтобы волшебство услыхало мою благодарность.

– Ну, вы так прочувствованно гимн пели, что уж наверное были услышаны, – ответила миссис Соуэрби. – Но даже если бы ты какие другие слова возносил в благодарность, тебя бы тоже услышали. Главное, чтобы душа у тебя была радостна и чиста. А слова… Не такая уж сильная в них и важность, мой мальчик. – И она вновь потрепала Колина по плечу.

Затем миссис Соуэрби подала знак Дикену. Тот отправился к дальним кустам, откуда извлек корзинку с едой. Сегодня угощение было даже вкуснее обычного, и Мэри с Колином уплетали за обе щеки. Добрая женщина любовалась на них и рассказывала сказки и разные смешные истории, которые на йоркширском диалекте звучали особенно хорошо. Когда же дети подчистили съестные припасы, настала очередь хохотать до слез самой миссис Соуэрби, ибо они разыграли в лицах несколько сцен, в которых Колин изображал перед домашними из себя капризного инвалида.

– Теперь-то вы сами видите, миссис Соуэрби: нам приходится очень трудно, – пожаловался Колин. – Когда мы вместе, нас с Мэри все время смех разбирает. Но больные ведь редко смеются. Вот мы и пытаемся себя как-то сдержать.

– Конечно, пытаемся, – подтвердила Мэри. – Только как раз когда надо сдерживаться, я совсем против воли начинаю думать о том, что, если Колин и дальше будет каждый день понемногу толстеть, лицо у него сделается круглое, прямо как полная луна. И когда я так начинаю думать, я уже ничего не смогу поделать со своим смехом.

– Уж теперь-то я вижу: нелегко вам играть эти роли! – посочувствовала миссис Соуэрби. – Но долго вам это делать и не придется. Мистер Крейвен скоро приедет.