Во Куанг - Отчий край

…Когда мы вернулись домой, солнце уже село. Кабанчика разделали к самому вечеру. Все, кто предлагал свою помощь жене Бон Линя, были в сборе. Вся посуда — тарелки, чашки, горшки, плошки — из нашего дома и из дома дедушки Ука перекочевала в дом Бон Линя.

Всю ночь рубили мясо и толкли паштет. Пламя в очаге было таким высоким, что отблески от него ложились далеко по двору.

Моя сестра и жена Бон Линя поминутно окликали меня и Островитянина, просили то наносить воды, то подкинуть хвороста или зажечь лампы, то отогнать собак. А сами не отходили от горшков и кастрюль, пробуя, не добавить ли где перца или лука.

Утром Бон Линь поручил мне обойти село и созвать гостей. Для столь важного дела он припас мне черное аозай [11], взятое напрокат, и велел мне сразу его надеть.

Горделивой походкой вышел я на нашу улицу. Но собаки, наверное не узнав меня в этом облачении, злобно меня облаяли.

Островитянину я тоже позволил пойти со мной.

При встрече с тем, кого надо было пригласить, я прикладывал руку к груди и повторял то, что велел Бон Линь:

— Сегодня у Бон Линя собираются на поминки, а также по случаю возвращения дяди Туана. Просим вас ровно в полдень прийти пригубить вина.

Пока я говорил, Островитянин скромно стоял поодаль.

Так мы обошли верхнюю улицу и повернули к рыбацкому поселку. Перед джонкой Хоáка, чтобы заглянуть под навес, мне пришлось присесть на корточки, потому что берег был значительно выше. От этого я не мог приложить руку к сердцу, как велел Бон Линь, и несколько смешался. Все же мне кое-как удалось передать приглашение, и мы направились в сторону средней улицы, пригласить Бай Хоа.

По дороге я вспомнил о злющей черной собаке, которая была у Бай Хоа. Мое облачение, наверное, и ее не оставит равнодушной. Нужно было как-то выпутаться из этой истории, и я повернулся к беспечно шагавшему Островитянину:

— Ты знаешь Бай Хоа?

— А, это тот, у которого на спине шрам, — услышал я странный ответ.

— Не знаю, что у него на спине, знаю только, что на бороде! — разозлился я, но, вспомнив о злой собаке, смирился и совсем другим тоном сказал: — Так и быть, пользуйся моей добротой! Надевай аозай и иди приглашай Бай Хоа.

Я тут же снял с себя аозай и отдал его Островитянину. У него сразу стало счастливое лицо, ему всегда хотелось делать то же, что делаю я.

Островитянин вошел в дом, а я остался ждать его на улице.

Ждал я долго. Наконец терпение мое лопнуло. Тогда я громко позвал его. Тут же выскочила та самая черная собака и, увидев, что я топчусь возле дома, стала меня облаивать. Минут через десять наконец соизволил показаться Островитянин и похвалился, что Бай Хоа угощал его митом, а когда он съел мит, показал картину, на которой был дворец подземного владыки. Я видел эту картину, она стояла у Бай Хоа на жертвенном столике.

Когда мы с Островитянином вернулись домой, там все уже было готово и двор полон гостей.

Бон Линь, приодевшийся, с традиционной повязкой на голове, зажигал свечи и благовония. Потом ему полагалось сделать два поклона и пасть ниц. Но Бон Линь остался стоять, спокойно опустив руки, склонив голову и закрыв глаза. Постояв так совсем немного, он поднял голову и громко сказал:

— Дорогие родственники, наша родина, наш родной край — гордость наша. В старину Буи Банг последовал за канвыонгами [12], оставив свой дом, чтобы свершить большие дела. Все думали, что его убили тэи [13]. Только после революции стало известно, что он нашел свое убежище в горах, — это тот самый старик, что приютил Туана. Его внуки и сегодня живут в Зуйтиéнге. Недавно внук Буи Банга, Хой Хыóнг, приезжал сюда, чтобы отыскать следы других своих родичей, и рассказал об этом. Наш Туан, не стерпев притеснений деревенских богатеев, ушел из родного села, мечтал, чтобы жизнь переменилась. И вот сейчас страна наша свободна. Спокойна земля — и птица летит в родные гнездовья. Туан снова вернулся к нам. Так революция вернула нам наших родных. — И Бон Линь, подняв высоко вверх сжатый кулак, крикнул: — Да здравствует революция!

На алтаре предков задрожало пламя поставленных там двух свечей. Если верить моей маме, это означало, что откликнулись на зов и прилетели души умерших предков. Сейчас Бон Линь погасит свечи и пригласит всех отведать угощения… Но вместо этого он произнес:

— Туан, просим вас, скажите свое слово.

Дядя Туан от неожиданности вздрогнул, но все же он поднялся и многозначительно откашлялся, хотя и сказал потом всего лишь одну фразу: