Ольга Гурьян - Свидетели

И вот мы идем на Орлеан.

Мы идем левым берегом реки, чтобы отрезать Орлеан от юга, откуда он может ждать помощи. Северная сторона и без того им опасна. Там наши гар­низоны в Божанси, и в Мэне, и в Жарго и длинный ряд наших крепостей до самого Парижа.

И вот мы подходим к Орлеану, и тут нас ждет не­предвиденное.

Нам известно, что на левом берегу против самого моста есть предместье Портеро, где нам удобно будет расположиться. И вот так штука... Нет Портеро. Нигде нет. Ни тут, ни дальше по реке. Сами, не дожидаясь нас, разрушили его, сожгли, сровняли с землей. Что же нам теперь, спать под открытым не­бом? Ну, погодите-ка, мы вам покажем.

И мало того. У входа на мост крепость Турель, а на самом мосту, между тринадцатой и семнадцатой арками, башня. А они укрепили вал и бойницы кре­пости и сняли каменный настил моста между крепо­стью и башней, а провал перекрыли досками, узкими мостками. А, так-то вы приготовились к нашей встре­че. Ничего, встретимся!

Я выбираю позиции, с которых удобно простре­ливать город. Мои люди устанавливают там пушки и бомбарды, огромные, грозные чудовища, бронзовые драконы с отверстой пастью. Приходится располо­жить их на самом берегу реки. Почва здесь рыхлая, и окованные железом колеса до самых ступиц увя­зают в земле. Под них подкладывают бревна, припод­нимают колеса рычагами — пиками и шестами. Подвозят телеги с ядрами и порохом.

В воскресенье утром из города доносится пере­звон со всех колоколен. А, трусишки, небось все по­бежали по церквам, на коленях бьют лбом об пол, вымаливают у всех святых избавление от погибели?..

Вот вам погибель, и ничто вам не поможет. Бах! — стреляет первая бомбарда и, будто непрерыв­ные раскаты грома, вторая, и третья, и десятая.

Не хотите сдаться по доброй воле, так вот же вам — бах! — музыка погромче ваших колоколов.

Ядра летят в юго-восточную часть города от Шатле, у моста, и до крайней угловой башни, и каждый выстрел в эту густую кучу домов несет смерть.

Пусть рушатся крыши над вашими головами, ды­бом встаёт мостовая, черепицы летят по воздуху, как осенние листья... Бегите, бегите во все стороны, спа­сайтесь, как муравьи из разрушенного муравейника! Еще не то будет...

Не будет вам муки для хлеба, будете жевать сы­рой овес, будете тощие, как тушка зайца, подвешен­ная за лапки в лавке мясника, будете голодные; как ни затягивай пояс, не удержать души в теле. И я об­стреливаю и уничтожаю двенадцать их водяных мельниц на берегу реки.

А завтра мы возьмем крепость Турель и отрежем Орлеан от левого берега, от юга, от всякой помощи.

В серых сумерках рассвета, невидимые, мы под­ступаем к Турели и внезапно, по зову трубы, появ­ляемся на верху вала и бросаемся в атаку.

Сверху опрокидывают нам на голову жаровни с кипящим маслом. Из ворот крепости кидаются нам навстречу ее разъяренные защитники. Мы бьемся лицом к лицу, пронзаем их пиками, разбиваем им головы боевыми дубинами, рубим их мечами. Четы­ре часа продолжается битва, но они превышают нас числом, и мы отступаем.

Погодите, погодите! Смеется хорошо, кто смеется последним. Я — Уильям Эпльбай, бомбардир, и мне хорошо известны сила и коварство пороха.

Два дня и две ночи напролет, сменяя друг друга для короткого отдыха, мои люди ведут подкоп под Турель. Подложив порох, мы поджигаем пропитан­ные смолой подпорки.

И Турель взлетает на воздух.

Когда дым и пыль рассеиваются, мы видим, что разрушены укрепления и бойницы, но часть крепо­сти еще стоит в развалинах и деревянная башенка на самом верху чудом цела. А французы не в силах долее защищать крепость, отступают в город и на прощание взрывают три арки моста и сбрасывают в реку доски, прикрывающие прорыв.

Мы занимаем Турель, то, что осталось от нее, и поднимаем на башне наше знамя.

Теперь Орлеан отрезан от левого берега.

Наш военачальник, граф Салисбюри, поднимает­ся на башню и сквозь узкую амбразуру смотрит на город. Отсюда его хорошо видно.

Это большой город, больше мили вдоль берега ре­ки от восточной угловой башни до западной, а в ши­рину больше полумили от реки и до ворот у париж­ской дороги. Над высокой стеной остроконечные крыши и зубчатые верхушки башен.

И вдруг оттуда, из второй башни налево от моста, вырывается язык пламени, и каменное ядро переле­тает через реку и попадает в эту узкую амбразуру, прямо в лицо Салисбюри.

Хотя я скорблю о его гибели, но все мы смертны, а на войне в особенности, и остался у нас капитан Уильям Гласдэл, отважный и искусный воин. Но сле­дует отдать должное и врагу. Что за искусство у это­го французского пушкаря! Попасть по такой траек­тории в такую узкую щель — достойно восхищения. Как только мы возьмем Орлеан, я найду этого молод­ца и уговорю его поступить в мой отряд.