Гудрун Мёбс - Бабушка! — кричит Фридер

— Только не ори так, я же не глухая, — отвечает бабушка, потом бормочет еще что-то, а потом больше ничего не слышно.

Фридер внимательно слушает. Ничего. Абсолютно ничего.

Фридер ждет некоторое время, прислушивается… опять ничего. Почему бабушка больше ничего не говорит? Может быть, она ушла и оставила его сидеть тут совсем одного?

Фридер еще раз зовет бабушку.

— Бабушка, бабушка, ты еще здесь?

Молчание.

— Бабушка, — зовет Фридер погромче, — ба, скажи что-нибудь!

Снова никакого ответа.

— Пожалуйста, бабушка, милая! — орет Фридер совсем громко и при этом чуть не плачет.

Н и ч е г о.

Фридеру все становится ясно.

Бабушка ушла. Навсегда.

Он вскакивает, распахивает дверь и собирается громко-громко зареветь…

Перед ним на лестнице сидит бабушка, а по ее фартуку разгуливают четыре бельевые прищепки.

— Ой, да ты что, бабушка! — Фридер глубоко вздыхает, — Как же ты меня напугала!

— Так надо же думать, что ты делаешь, — говорит бабушка, но смотрит не на Фридера, а на прищепки на своем фартуке.

— Что это ты делаешь, ба? — спрашивает Фридер.

— Я играю, — говорит бабушка, — в «Волка и овец»! Но у меня опять овцы волка съели.

— Да ты что, бабушка! — повторяет Фридер, улыбаясь, и широко открывает дверь, — Иди домой. И поиграем по-настоящему. Я ведь снова дома, знаешь!

— Ну, слава богу, — говорит бабушка. Она встает кряхтя и берет корзину для белья и прищепки.

— Тут на лестнице сквозит. И я все время проигрываю.

С этими словами она марширует мимо Фридера на кухню. Фридер улыбается и вприпрыжку бежит за ней. А потом они приносят доску и шашки, садятся на кухне и играют. Бабушка все время выигрывает.

Потому что Фридер позволяет ей выигрывать.

Или потому что она так усердно тренировалась на лестнице?

— Бабушка! — кричит Фридер и дергает бабушку за юбку. — Я не хочу все время быть Фридером, хочу побыть разочек бабушкой!

— Да отстань от меня ради бога! — ворчит бабушка. — Радуйся, что ты мальчик. Детям живется лучше!

— Вовсе нет, — говорит Фридер и берет бабушкину шляпу — серую, и бабушкину сумку — черную. — Лучше живется бабушкам, это же ясно!

— Ты что, с ума сошел? — вскрикивает бабушка и хочет отнять шляпу. Тут Фридер шлепает бабушку по пальцам, нахлобучивает шляпу на голову и приказывает:

— Марш в детскую. Теперь я буду бабушка, и всё тут!

— Да как ты со мной разговариваешь? — удивляется бабушка и хочет схватить свою сумку. Но Фридер быстро отдергивает ее и низким голосом повторяет:

— Марш в детскую, я сказал! Там и играй. Но аккуратно, ты меня поняла? А я пойду на кухню!

И Фридер с достоинством удаляется, оставляя бабушку в полной растерянности.

Она смотрит ему вслед, потом качает головой и бормочет:

— Ну, озорник окаянный! Ну, погоди!

И исчезает в детской, плотно закрыв за собой дверь.

Фридер стоит на кухне, на голове шляпа, в руке сумка. Он смотрит вокруг. Потом кладет на кухонный стол сначала шляпу, а рядом с ней — сумку.

Вот так.

Теперь он, значит, на кухне. И теперь он — как будто бабушка. Что делает бабушка на кухне? Она моет посуду. Но мыть посуду скучно, и вообще, бабушка ее давно уже помыла. Все на своих местах. Кухня сверкает чистотой.

Что же еще бабушка делает на кухне? А, ясно, она готовит еду.

Значит, надо что-нибудь приготовить. Лучше всего — рисовую кашу. Фридер ее очень любит. Для рисовой каши нужен рис, и молоко, и корица, и сахар. Это Фридер давно уже знает. Рис стоит в кухонном шкафу. Фридер приносит табуретку, залезает на нее, открывает дверцу шкафа — и так сильно дергает за пакет с рисом, что тот рвется, и рис сыплется на пол. Но это пустяки. Можно ведь все подмести.

Теперь нужен сахар. Банка с сахаром тоже стоит в шкафу. Фридер осторожно вынимает ее, осторожно слезает с табуретки и хочет поставить банку на стол. Но тут банка опрокидывается — можно сказать, сама — и сахар сыплется в бабушкину шляпу и сумку. Вот ведь незадача…

Ну ничего, теперь, можно заняться корицей. Но Фридер не может ее найти. Он вытаскивает из шкафа все миски, тарелки и кастрюли, но корица исчезла. Ладно, ничего страшного, это может подождать. Теперь нужно молоко.