Шукурбек Бейшеналиев - Сын Сарбая

Голова председателя работала быстро и четко, авторитет его сразу возрос. Один только Садык-ака был чем-то недоволен. Нет, не только Садык — Дардаке тоже не выказывал радости. Конечно, приятно, что их хвалят и поздравляют. Но как же так — никто даже не вспомнил о погибших ягнятах. Ведь если бы чабаны были опытные, если бы овцы были лучше откормлены, если бы на время окота прислали сюда двух-трех помощников, удалось бы спасти весь приплод. Не четыреста шестьдесят девять, а больше пятисот ягнят бегало бы сейчас по горам. Да, но ведь мертвых не вернешь к жизни. Так чего же хотел Дардаке? Уж не наказания ли для себя и для своих родителей? Миновала беда — радоваться надо! Конечно, надо. Ну, а вот он не мог.

Нет, не виноватых искал Дардаке — понять хотел. Сколько ни глядел в лица взрослых, не видел задумчивости. Будто все так и должно быть, будто умершие ягнята, много ягнят, — так, пустяки.

Тем временем в казане закипел бешбармак. Весенний бестолковый ветер во все стороны разнес терпкий запах крепкого навара. Люди, возбужденные предстоящим пиршеством, неестественно громко переговаривались, шутили, смеялись.

— Э, Дардаш! — закричал веселый краснолицый зоотехник Бектéн. — Ты что там прячешься? А ну, подойди, подойди сюда. Сегодня, если верить твоему отцу, мы должны тебя поздравлять. Отец говорит, ты особенный какой-то. Старательный, говорит. Наблюдательный, говорит. Больно глазастый, говорит… В столице нашей, в городе Фрунзе, я видел мальчика семи лет — на скрипке хорошо играл. А сколько в балете крошечных детей киргизов — во-от такие девчоночки, а танцуют, будто их сорок лет учили. Да меня хоть сто лет учи — танцевать не буду…

Кажется, не только Дардаке — никто не понимал, что хочет сказать зоотехник. Вот ведь болтун! А тут, на счастье, поспел бешбармак. Бектену не дали договорить. Все заторопились рассесться вокруг дастархана. А Сарбай порозовел, глаза стали веселыми. Салима-апа то и дело дергала его за рукав, чтобы не слишком часто лез в блюдо и не хватал жирные куски, самим аллахом предназначенные начальникам. Но Сарбая будто подменили — такой стал шумный, развязный, хвастливый…

— Проклятый Мамбеткул оставил нам полудохлых, а мы… Волки окружили нас, как войско хана Батыя, а мы… Желтый снег падал целые сутки и завалил овец, а мы… А вы бы знали, какой герой мой сын…

Дардаке неодобрительно смотрел на отца, ему казалось, что люди смеются, потешаются над ним, не верят. Переглядываясь с матерью, он видел, что и она обеспокоена.

По соседству с председателем устроился краснолицый зоотехник Бектен. Он подозвал Сарбая, о чем-то его расспросил, а потом долго шептал что-то на ухо Закиру. Закир улыбался, бросал взгляды на Дардаке. И вот наконец, наевшись до отвала и громогласно рыгнув, он поднялся со своего места. Все с напряженным вниманием следили — что-то сделает сейчас председатель. А председатель подошел со стороны спины к Дардаке, подхватил его под руки и заставил встать.

— Слушайте все! — начал он. — Это герой, талант. Сейчас увидите — покажет нам кое-что интересное…

Дардаке, хотя слова и достигали его ушей, смысла уловить не мог, от смущения красным стал, не знал, куда деваться. От Закира воняло новой кожей, потом. Но ужаснее всего, что председатель выставил его перед всеми. «Зачем? Какой я талант? — лихорадочно думал парнишка. — Чего хочет от меня? Обнял, будто женщину…»

— Этот молодой джигит, — продолжал председатель, — впервые пасет овец. Старики чабаны, опытные, столетние, и те не всегда такое смогут. Ой-е! Сейчас прикажу, и сын Сарбая вам свой талант покажет… А ну, кто там?.. Отделите пятьдесят — шестьдесят ягнят. Сын Сарбая любого ягненка — только укажите, какого, — сейчас же отнесет к матери.

Все зашумели, тотчас нашлись охотники выполнить приказ председателя и отправились отбирать ягнят… У Дардаке страшно забилось сердце, во рту стало нехорошо, глаза затуманились… И вдруг, сам не зная, почему так делает, он стал рваться из рук председателя. Толкнул его локтем, лягнул ногой, освободился и… побежал куда глаза глядят. Он мчался что есть духу, перескакивая через камни — вниз, вниз к речке, через речку, все дальше и дальше по ущелью. До него доносились крики; громче всех кричала Салима. Остановиться он не мог. Забежав за гряду холмов, стал петлять среди каменных обломков и наконец, изнемогая от усталости, свалился за валуном. Только тут Дардаке понемногу отдышался, начал приходить в себя, думать.

Что произошло? Что плохого потребовал от него председатель? Хотел людям показать его способности, и только. Ведь и отец хвалил его, завидовал ему. Да, да, конечно, отец рассказал Бектену, а Бектен подзадорил председателя… Ну и что, ну и что? Зачем было убегать? Весь кыштак узнает, что убежал, люди будут смеяться — и Алапай, и Чекир, и Зейна…