Наталия Лойко - Женька-Наоборот

Повертев в руках перочинный нож, предотъездный подарок брата, Женя незаметно срезал на обшлаге своего рукава пуговицу. Для проверки.

— Ой, оторвалась! — воскликнул он.

Поскольку девчонок теперь обучают шитью, у них в портфеле бывает полно иголок и ниток. Да, у Тани нашлась вся эта снасть.

— Давай пришью!

То-то же! Женя важно протянул правую руку: шей! Ему известно по фильмам, да и по книжкам, если женщина в кого влюблена без памяти, она так и норовит что-нибудь ему заштопать или пришить. В виде заботы… И еще не может съесть без него куска. И смотрит на него так чувствительно, словно он сирота.

Упоенный сделанным открытием, Женя милостиво сказал:

— На, бери табурет! Небось низко на стуле? — И испугался: не был ли он чересчур вежливым?

Таню вполне устраивал стул, но она, не раздумывая, вскарабкалась на высокую табуретку. Сам пододвинул! Вот результат ее педагогического подхода. Вот он, контакт!

— С чего, Женя, начнем? — кротко спросила Таня. — Пожалуй, с истории?

Жене все едино — с истории так с истории. Но ему хочется еще испробовать свою власть.

— Очень надо! Доставай Ларичева.

Промолчала. Достала задачник. Ни в чем ему не перечит.

Таня действительно не перечит. С тех пор как она с помощью сверхчутья открыла семейную тайну Перчихиных, она всеми силами старается смягчить Женину натуру, очерствевшую под давлением обстоятельств.

— Вот тебе, Женя, листочек для черновика.

— Нужен мне черновик!..

Так они сидели и занимались. Таня была кротка, терпелива, но не всегда внимательна. Ей временами чудилось, что в школе творится что-то необычайное. То по лестнице промчался целый табун, то откуда-то, чуть ли не из учительской или из кабинета директора, донесся гул голосов. И все это в ее отсутствие!

Непонятные звуки порой тонули в грохоте, доносившемся из соседнего помещения. Какой-то класс, казалось, решил обработать весь металл, накопившийся в слесарке. Рубили, правили, опиливали, сверлили. Где уж тут разобраться в других шумах!

Однако из коридора все явственней слышались, все приближались шаги чьих-то многих ног.

Первой в столярную мастерскую вошла Валентина Федоровна. Разгоряченная и разрумянившаяся, как никогда.

Остальные — Костя-Индус, Алеша, Светлова из девятого «Б», Петя Корытин — не вошли, а влетели.

— Его нет?

— Где он?

— Где Савелий Матвеевич?

— Там! — буркнул Женя, указав на стену, за которой вдобавок к другим шумам сейчас гудел включенный мотор. Смущенный неожиданным вторжением, Женя поспешно втиснул в портфель тетрадь и алгебру Киселева и принялся болтать ногой, будто хвастая развязавшимся на ботинке шнурком. — Там он, на уроке. Ждите звонка.

— Подождем, — решила Валентина Федоровна и опустилась на стул.

— Что случилось? — спросила наконец Таня.

— Погоди, — удивился Костя и сдвинул на затылок свою красную, расшитую золотыми нитками тюбетейку. — Это же все ты…

— Что — я?

— Сама затеяла, а теперь спрашиваешь!..

— Что я затеяла?

Надев на палец крупную курчавую стружку, Алеша старательно вертел ее, как колесо. Он не желал принимать участия в разговоре.

— И хорошо, что затеяла! — сказала Светлова, лукаво подмигнув Тане. — Мы уже добились согласия.

— На что?

Костя снова был удивлен Таниной непонятливостью.

— Тебе же сказано — на ремонт! Разве не ты предложила отремонтировать актовый зал?

— Предложила! — расхохоталась Таня и спрыгнула с табуретки. — Предложила! Только в свое отсутствие…

Действительно, все совершилось в отсутствие Тани. Воскликнув: «Как же будет с праздником «Здравствуй, лето!»?» — она покинула зал, про который громко сказала: «Вот облезлый!»

Ушла, а по залу уже катилось:

— Верно! Как же здесь праздновать?

Итоговый вечер «Здравствуй, лето!» подготавливался всеми, от мала и до велика. Пионерами и комсомольцами. Юннатами и «Клубом пытливых», особенно секциями музыки и поэзии. Предполагалось увесить все стены гирляндами зелени и цветов.

— Ужасные стены! — сказала Светлова из девятого «Б».

— А потолок-то? Чудище! — рассмеялась Вера.

Аккуратистка Лида вздохнула:

— Помните теплоход? Все чисто, все бело…

Еще бы не помнить! Ослепительно белый плавучий дом, пахнущий краской, горячей от солнца.

— Да уж… — подхватила Ира Касаткина. — Не сравнишь с нашей миленькой школой… Шик-блеск! Я после экскурсии размечталась. Вдруг бы так… Ушли мы, скажем, в субботу домой. Пришли в понедельник — чистота, красота! Вот бы нам кто приготовил сюрприз!