«Остается только захихикать», — ужаснулся он.
Пирошка всхлипнула:
— В том ли дело, что одумается, даже казниться станет? И то потому, что неумехой выказала себя — не научилась свое отстаивать… Она ведь не зря уверена, что у нее больше прав, силы больше, козыри крупней. Этого она никогда не забудет…
— Да что вы такое говорите! Ей же всего четырнадцать!
— Ей уже четырнадцать…
— Пирошка, нельзя так. Вы что напридумали!
Прижав к губам конец косы, она свернула на тропинку, протоптанную наискосок через поляну, — в медпункт! И Виль не решился пойти за нею.
Ночью гроза расходилась вовсю. Над горами отворялись гигантские ставни, и вместе с ливнем вниз падал ослепительный свет, а через несколько секунд по ущелью, сотрясая домики, прокатывался гром.
К утру гроза утихла, но небо все еще было затянуто. Правда, облака поднялись выше, меж ними и горами образовался прогал, в котором рассеивались ослабленные солнечные лучи; на траве тускло серебрились дождинки, похожие на градинки. Что-то мешало ветру задуть ровно, и короткие внезапные порывы его сбивали с деревьев накопленную за ночь влагу.
Проснувшись, Виль сбегал на пляж. Мутное море горбатилось волнами и кидалось на берег. Песок и галечник были влажны и холодны. Купать детей, по крайней мере в первую половину дня, не придется — доктор не разрешит…
Антарян, собиравшийся на зарядку, цокнул языком:
— Кому-то везет! Море компенсируется внеочередным выходным.
— А по мне — лучше море, чем такое везение, такой выходной!
Натягивая свитер, Антарян скрылся с головой, забубнил:
— Чему, брат, бывать, того не миновать. Быстрее грянет — быстрее забудется… Выпало время — на всякий случай прикинь, кого возьмешь в плавкоманду взамен…
— Никаких «взамен»!
Антарян высвободил голову:
— Ты один решать будешь?.. Так помоги тебе аллах устоять перед Царицей… И еще перед одной сотрудницей, у которой есть основание иметь зуб на одну девчонку из плавкоманды.
— Иди уж, женский угодник, фаворит ее величества! Царица одно, а…
Антарян, как кинжал, сбоку прикусил вытянутый палец, вытаращил глаза:
— Если я тэбя убью, подтвердишь на следствии, что оскорбил меня и я дэйствовал в состоянии аффекта?
— Извини и дай немного пожить — должен же я узнать, что в этом мире торжествует: жажда сурового наказания во что бы то ни стало или разум и великодушие?
— Полагаю, сегодня все выяснится. Тогда и решим: оставаться тебе жить или разочарованным покинуть этот самый мир!.. А вообще-то, считаю нужным заметить: ты впервые работаешь с детьми и не понимаешь, что здесь действуют не те мерки, к которым ты, инженерная душа, привык…
— Душа у меня человечья. И я тоже думаю, что здесь должны действовать какие-то иные, неформальные мерки… Видишь, при таком единстве взглядов выводы мы делаем разные…
— Не усложняй, — посоветовал Антарян и ушел.
Скоро на весь лагерь зазвучала музыка, под которую дети делали зарядку.
Виль сидел на кровати, вспоминал минувший педсовет. Царица, врожденный систематизатор, коротко и последовательно рассказала о хулиганском («Да-да, следует только так квалифицировать их поведение!») поступке Лидии Клименко и Олега Чернова, которых надо немедля, с первым поездом, отправить в Ростов, но прежде, в воспитательных целях, поднять их, вызвать сюда и внушить, до чего они докатились и как виноваты перед пионерской дружиной, перед руководством лагеря и перед собственными родителями… Особый разговор — о воспитателе первого отряда и плавруке. Виновные оказались в двойном подчинении, из-за этого контроль и воспитательное воздействие было ослаблено. Воспитатель надеялся на плаврука, плаврук — на воспитателя, дети были предоставлены самим себе. А ведь поступок можно было предупредить! Однако теперь о том поздно, теперь наступило время принимать безотлагательные меры.
— И приговор вынесен, и частное определение! — возмутился воспитатель первого отряда. — Раз что-то стряслось, значит, не предупредили? А что же все-таки произошло?
— И вы еще спрашиваете! — всплеснула Царица руками.
— А вы считаете, что ваша оценка — единственно возможная? — завелся воспитатель, вскочил.
— Погодите. — Капитонов, приложив ладони к лысине, закрыл глаза.
Наступила пауза.
Она затянулась, и Антарян нарушил ее:
— Все равно от чего-то мы должны плясать. Начнем с предложения Марии Борисовны. В конце концов, одним махом оскорблены две женщины. От этого никуда не денешься. А око за око или что другое за что другое взвесим сообща. Только по рэгламенту, чтоб не до утра сидеть.
Читать дальше