Юрий Третьяков - Андрейка и лодырь Ромашка

И опять заорал на перепуганного Ромашку:

— Говори: будешь учиться или нет?

— Он учится! — поспешно объяснил Андрейка.

— Уже сколько времени… — всхлипнул Ромашка, вылезая из снега и отыскивая шапку.

— А чего не сказал сразу? — И с досады Моська опять толкнул Ромашку в снег. — А если я через тебя в валенок засыпал?..

— Когда же мне говорить, когда ты не спрашивал?.. — ныл Ромашка, барахтаясь в снегу. — Сам выскочил… А сам даже не спрашивал… Если б спрашивал, тогда другое дело… Он только спросил: «Ты — Ромашка?» — и начал…

— А зачем ты Гамильтоном каким-то назвался? — придирался Моська. — Обмануть меня хотел? Я дам Гамильтонов!..

— Это я так…

— Ну, ладно… — подобрел отходчивый Моська, помогая Ромашке отряхнуться, и миролюбиво посоветовал: — Ты всегда предварительно разъясняй по-человечески, как, что… А то всякая путаница может произойти…

Но напуганный Ромашка больше не захотел гулять на воздухе и ушел домой, оставив канаву недоконченной…

Моська рассказал Андрейке, что прибежал отчасти из-за Ромашки, но самое главное — сообщить другу радостную весть: Андрейкины отец и мать часа три назад вернулись в Шапкино, вечером приедут за ним, а раньше нипочем нельзя, потому что сперва нужно как следует оттопить дом, который крепко нахолодал за эти дни! Кошка уже пришла домой, поросенок жив-здоров, а про петуха ничего не узнавал, но теперь уж не стоит: даже если за ним и курами еще не сходили, то совсем немного осталось ему потерпеть в чужом курятнике — больше терпел!.. А сейчас нужно бежать, там в спортзале физкультура, а ему нужно дежурить в классе, поэтому он и прибежал…

Проводив Моську, Андрейка вернулся в дом.

Ромашка, не снимая пальто и шапки, стоял у окна и с беспокойством спросил:

— А тот… ушел уже?..

— Ушел!

— А он… самошедший?..

— Нет! Так… вспыльчивый.

— А он тоже гайдук?

— Еще какой! Хотя и не числится.

— А чего он прибегал?..

— По ошибке. Думал, ты не учишь…

Ромашка ухмыльнулся:

— Бежал… замораживался весь!.. Да гонялся за мной в снегу по самую шею… А я уж, оказывается, давно все выучил!

Довольный, что так обманул Моську, он захихикал и опять пришел в хорошее настроение.

Но когда Андрейка сказал, что сам он не позднее чем завтра уезжает обратно к себе домой, в Шапкино, Ромашка снова забеспокоился:

— А я?

— Что?

— Вдруг я без тебя ничего не пойму? Чую… Если б с тобой, тогда другое дело…

— Поймешь! — утешал его Андрейка. — Я тебе и не подсказывал ничего… Каких-то два-три слова!

— Слова четыре… — охотно согласился Ромашка. — А остальное я все сам!

— А про «бимс» даже я не мог сначала догадаться. Ты первый догадался!

— Я первый! — разошелся Ромашка. — Как я это слово увидел, сразу подумал: это не иначе как «бац»! Очень похоже! Потом глянули — так оно и есть!..

От восторга он сорвал с себя шапку и с воплем «бимс!» запустил в стену.

Когда пришла Марьмитревна, Андрейка сообщил ей, что уезжает, и, чтобы сильно не расстроить, пообещал:

— Я буду заглядывать хоть каждый день! Прослежу… А вообще-то он к языкам способный! У него прямо исключительные способности к немецкому языку.

— Ко всяким языкам! — бахвалился Ромашка. — И почему у нас только один учат? Я вот, немного погодя, и другие буду сам учить — всякие, английский, французский, китайский, японский, индийский, испанский, американский…

— Будя, будя! — испугалась Марьмитревна и замахала на внука ладошками. — Дюже много насчитал! Этих-то и то — куда с добром! Голова лопнет…

— У меня не лопнет! — все больше расходился Ромашка.

— А чего раньше-то не приступил? — спросила бабка.

— Да я думал, он трудный… — сознался Ромашка. — Непонятный какой-то…

И, вдруг опять испугавшись, подбежал к столу:

— Нужно еще повторить… Не забыл ли…

Вечером за Андрейкой приехал отец, и они отправились домой в Шапкино.

О чем отец с Марьмитревной разговаривали, Андрейка не слыхал, помогая Ромашке докапывать канаву, но в автобусе отец все время взглядывал с улыбкой на Андрейку…

А что Андрейка ни разу дом не проведал, об этом даже и разговору не затевалось!

Больше Ромашке помогать не пришлось. Он и без Андрейки втянулся в немецкий язык. Конечно, такому ловкачу и прохиндею ничего не стоило высмотреть в немецком предложении какой угодно длины все разбежавшиеся и попрятавшиеся словечки, переловить их, сложить и догадаться, что какой-нибудь «зейн» является не кем иным, как ловко замаскировавшимся «хабеном». Он даже подружился с немкой Маргаритой, которую теперь и за глаза уважительно называл — Маргарита Ивановна.