Вильям Козлов - Копейка

— Как хотите… Мишка Комов мне за этот пропеллер живого дятла отдавал.

И опять врет! Этого дятла Мишка никак не мог ему отдавать. Дятел побыл у Комова пять минут, а потом вырвался и улетел.

— До свидания, — сказала Кира Андреевна. — А эту штуку больше в школу не приноси… Иди-иди, вон твой друг скучает.

Ленька давно слез со своего камня и прятался за углом дома. Ему тоже было интересно.

— Кира Андреевна, — спросил Щука, — что вы мне поставили за контрольную?

— Завтра узнаешь… А впрочем, пожалуйста… Тройку.

— А Грачу, Кира Андреевна?

— Четыре…

— А…

— Завтра все узнаешь.

— До свидания, Кира Андреевна!

Щука мгновенно исчез за углом дома. Кира Андреевна посмотрела на березу, выше которой взлетел маленький пропеллер, улыбнулась и пошла.

Я посидел еще немного под кустом, потом тоже выбрался. Штаны на коленях испачкались в земле. Мой портфель лежал на скамейке. И замок блестел. Просто удивительно, что Щука и Кира Андреевна не заметили его.

Как-то, возвращаясь из школы, я нашел костыль. Такие костыли в железнодорожные шпалы заколачивают. Он валялся на дороге, в пыли. Я поднял его, повертел в руках. Костыль был немного согнут у конца. Кувалдой можно в два счета поправить. Не каждый день на дороге валяются. Я сунул костыль в карман. Одна штанина стала длиннее.

Шагая вдоль заборов, я раздумывал: куда определить этот замечательный костыль? Мой дядюшка говорит, что в хозяйстве любая вещь пригодится. Он бы тоже подобрал этот костыль. Мой дядя настоящий хозяин, таких поискать. Куда же приспособить костыль? А что, если вколотить в толстый тополь, что стоит у нашего крыльца? Пусть торчит. Когда понадобится, всегда можно вытащить.

Путь мой лежал мимо дядиного дома. Дом у дяди был загляденье. Высокий, крашеный и покрытый белым шифером. Сбоку просторного пятистенка прилепилась стеклянная веранда. Она еще не покрашена. Вернется отец — привезет олифу, краску. Дядя покрасит веранду в голубой цвет и пустит дачников. И в избу пустит. А сам с тетей Матреной будет в сарае жить.

Дядя Петя был дома. Он возился возле мотоцикла. Наверное, из города приехал. Увидев меня, дядя подошел к калитке.

— В гости? — спросил он.

— Костыль нашел, — похвастался я. — На дороге.

Дядя взвесил костыль в руке, улыбнулся.

— Стоящая вещь… Отдай мне! К козлам приколочу, а то дрова сползают с одной стороны.

Костыль нагрелся в кармане, приятно оттягивал руку.

— Хотел в тополь забить, — сказал я.

— Зачем?

— Берите, — сказал я. — Еще достану.

Дядя положил костыль на поленницу дров.

— Заходи, — пригласил он. — Потолкуем.

Услышав бряканье щеколды, из конуры вылез огромный рыжий с черными подпалинами пес. Увидев меня, сел и, широко разинув клыкастую пасть, зевнул. Года три назад дядя привез из города маленького пушистого щенка. Кто бы мог тогда подумать, что вырастет такая зверюга? Дядя говорил, что Картуз — так звали кобеля — помесь кавказской овчарки с восточно-европейской. Шерсть была жесткой, лохматой и свисала с боков. Морда тупая, короткая. В шерсти прятались два маленьких злых глаза.

У дяди большой фруктовый сад. В нем растут яблоки, груши, вишни. Когда не было собаки, дяде приходилось не спать ночами, стеречь сад. А теперь сад надежно охраняет Картуз. Прошлой осенью два парня совершили налет на дядин сад. Одному удалось удрать через забор, оставив на огуречной грядке штаны. Другой часа три просидел на яблоне, пока дядя не сжалился над ним и не посадил озверевшего Картуза на цепь. Мальчишке, который потерял штаны, в больнице сделали против бешенства двадцать уколов.

Я, хотя и знал Картуза, боялся его гладить. Очень уж свирепый вид у него.

— Хороший Картузик, — сказал я, проходя мимо. Пес угрюмо взглянул на меня и отвернулся.

Я попал к обеду. Стол был накрыт, хлеб нарезан, в чашках дымились щи. Тетя Матрена, жена Петра Севастьяновича, посадила меня рядом с собой.

— И дома бы пообедал, — сказал я, протягивая руку за деревянной ложкой. Хотя Щука и смеялся над нами, деревенскими, я любил хлебать щи деревянной ложкой. Не так горячо и вроде бы вкуснее.

В избе чисто и светло. На высокой кровати с никелированными шишечками лежат пять подушек мал мала меньше. Сверху на них наброшена кружевная накидка. У стены — огромный сундук, застланный бурым ковром. Такого сундука ни у кого больше нет. Я пробовал поднять крышку и не смог. Мой дядя сам-то еле-еле поднимает. Кто ни придет к дяде в дом, всяк удивляется: как затащили этот сундук в избу? А секрет тут вот в чем: этот сундук дяде достался от деда. И когда дядя строил дом, то сундук жалко было выкидывать. И дядя поставил его на пол, когда еще и стен-то не было. На резной этажерке — стопка книг и журналов. Дядя выписывает журналы по садоводству и овощеводству. Книги тоже про саженцы и огородное хозяйство. Над обеденным столом, на стене, большая рамка с фотографиями. На фотографиях все знакомые, родственники. И я там есть. Стою на стуле, уцепившись отцу в плечо. А рядом мать. Улыбается. А вот фотография отца и дяди Пети. Оба в военной форме. Отец рядовой, а дядя старшина. Оно и понятно: дядя на десять лет старше отца. У дяди сын Виктор работает в городе автослесарем. Уже в армии отслужил. Вернулся в Крутой Овраг, отдохнул с месяц и укатил в город. Дядя его и не удерживал. «Пусть своя рука будет в городе», — сказал дядя. Летом Виктор в отпуск приедет. На собственном мотоцикле. У дяди лучше мотоцикл, чем у Виктора. Дядя на нем в город ездит. Погрузит в коляску что нужно и поедет. А если какая деталь выйдет из строя, Виктор в гараже достанет. Дядя говорит, что сын у него хозяйственный, весь в отца.