Андрис Пуриньш - Не спрашивайте меня ни о чем

Да сгинет тьма!

И я раздвинул шторы до конца.

Ослепительное солнце метнуло огонь в глаза.

Я не отвернулся.

Я смотрел на солнце.

Я стал поклонником огня и солнца.

Вытянул руки и по локоть окунул их в солнце, поднял полные пригоршни к иссиня-синему небу, золотистые ручейки между пальцами невесомо стекали на Землю, и все стало прозрачным и золотисто-светлым…

Судный день настал. Даже небо было пасмурным и плакало над нашей судьбой крупными каплями дождя.

Все уже знали, что и как.

Комсомольское собрание должно было начаться после шестого урока. Большинство ожидало собрания с необычным нетерпением, как интересный спектакль. Наверно, я и сам ждал бы с интересом, если бы дело не касалось меня самого.

Мы втроем уселись на последней парте. Пришла Тейхмане и прогнала нас вперед. Еще бы! Весь класс должен был нас видеть. Мы с Яко сели за первую парту в ряду у окна, Фред позади нас.

Вперед вышла Паула — стройная, круглолицая, быстроглазая — комсорг класса. Волосы у нее на затылке были собраны в конский хвост, ах, ах! Поморгала длинными ресницами, поглядела на потолок, и собрание началось. Сперва, конечно, обычные формальности. Когда голосовали за повестку дня, оказалось, что наше дело — третий, последний вопрос.

Фреди наклонился к моему уху и шепнул:

— Оставили на сладкое!

Тейхмане постучала карандашиком по столу и прикрикнула:

— Осис, на место!

Я чуть не расхохотался. Пришлось быстренько вытащить носовой платок и посморкаться. Тейхмане подозрительно взглянула на меня, но смолчала.

Собрание шло как обычно, и не рассказывать же мне вам об этом.

Я глядел в окно. Две женщины прогуливали своих собак. Пока хозяйки болтали под раскрытыми зонтиками, собакам была лафа. Дождь для них не помеха. Они кувыркались на траве перед школой, как малые ребятишки, гонялись друг за дружкой и чувствовали себя на седьмом небе, хоть я даже представить себе не могу, как так можно себя чувствовать. Однако люди часто пользуются выражениями, значение которых…

Кошмар! Класс встал, и я тоже вскочил. Вошла директорша и села на последнюю парту.

На моем комсомольском веку это был первый случай, когда на классном собрании присутствовал директор. Я уже начал ежиться — не турнут ли из комсомола. Если без юмора, подумать как следует, то мы выкинули хамский номер. И прав был лейтенант милиции, что нам давно могло бы быть и похуже, намного хуже, сцепись Фред с кем-нибудь еще, а не с компанией, на которую у милиции зуб.

Я обернулся и прошипел Фреду:

— Все-таки ты кретин!

— Иди… знаешь куда!

— Как бы нас не выбросили из комсомола! — шепнул Яко. — Сама по себе директорша — это еще ничего. Меня только беспокоит, что она явилась на собрание. Я боюсь Тейхмане. У нее на нас зуб. И еще — те, что вечно против нас. Им ни в жизнь более удобного случая не дождаться.

Яко был прав. Коллектив нашего класса не был дружным. Отчего так, я не знаю, но сложились группировки, державшиеся особняком. До открытых стычек не доходило, но пообещать дать по шее разок-другой случалось… У девчонок были примерно такие же отношения. Возможно, у кого-то совпадали интересы или характеры, а отличие от других было чересчур велико. Что же касается нашей четверки, то она жила в согласии. Только вот с Эдгаром у меня были какие-то особые отношения, но об этом я сказал. И кроме того, мне казалось, что кое-кто завидует дружбе нашей четверки. Может, еще потому, что мы не воспринимали школу слишком всерьез, позволяли себе то, что другим хотелось, да не хватало смелости. Черт их разберет! Это слишком сложно. И среди девочек были такие, что помани их пальцем, и они сразу побегут с тобой в кино, были и такие, для кого мы были пустым местом, и такие, кто нас открыто презирал.

Актуальные вопросы жизни класса и классной комсомольской организации были рассмотрены, приняты решения о том, что учиться надо еще лучше и принимать более активное участие в общественной жизни. Паула еще произнесла пару общих фраз о задачах комсомола на сегодняшний день — это она великолепно умеет делать: уже два года, как она наш комсорг. Когда кому-то от нашего класса надо выступать на школьном комсомольском собрании, то речь всегда держит она, и все диву даются, как у нее гладко выходит.

Подошла очередь нашей тройки.

— Переходим к последнему пункту повестки дня, — сказала Паула и тяжко вздохнула. Мне стало прямо-таки жаль ее. Она поморгала, снова поглядела в потолок и продолжала: