Янис Яунсудрабинь - Белая книга

Те завопили пуще прежнего и поскакали из бани прямо в кусты.

Я не знал, куда бежать, и со страху разревелся. А в бане все хохотали, словно ничего страшного не случилось.

Когда мы наконец оделись и вышли, школьниц нигде не было.

— Но одежка-то их в бане! — сказала хозяйка и стала беглянок звать.

Из густых кустов возле бани робко отозвались два голоска.

— Вот дурехи! — сказала хозяйка. — Ребятенка не видывали! А ну, Яник, сбегай, постращай их как следует!

В кустах раздался пронзительный двухголосый визг.

Только тут я понял: девчонки-то убежали из-за меня!

Ох, как строго мне было наказано не ходить к соседским пастухам!

Я помнил об этом, топтался на хуторе, терпел, но порой соблазн бывал столь велик, что я забывал о неизбежной расплате и убегал.

Да и как не убежать! В ольшанике возле школы так чудесно заливается кларнет. Рудис сделал его сам.

На нашем выгоне я подбегаю к жердяной изгороди, влезаю на прясло. Ну да, на школьном выгоне пасется стадо, как раз невдалеке от ограды. А Рудис прислонился к ней и играет на своем кларнете. Ничего, я же только на минутку!

И вот я стою перед музыкантом. Сияющими от восторга глазами смотрю, как его длинные пальцы подымаются над черными дырочками кларнета. Тем временем коровы отошли подальше, и мы на несколько шагов продвинулись за ними. Не беда, до моего дома рукой подать.

— Сбегаем в дальний конец, — зовет Рудис. — Я тебе молотилку покажу.

— Молотилку?

— Я сам ее смастерил. Всю весну провозился, а теперь готова.

— Большая?

— Маленькая. За раз берет две-три соломины. Зато как молотит: тэк-тэк-тэк! — и готово.

Я еще никогда не видел молотилки и поэтому остался.

Мы побежали в дальний конец выгона. Рудис начал искать молотилку под одним можжевеловым кустом, под другим — молотилка исчезла. Не иначе мальчишки из Квичей утащили.

Но у Рудиса в запасе другая приманка:

— Козий сыр ел?

— Нет.

— Вкуснотища! Погоди, скоро мне полдник принесут, я дам тебе полкуска. Сам увидишь.

Как же не отведать козьего сыра? И я остался.

Тут Рудис вытащил пухлую колоду карт, истрепанных, засаленных, и мы стали играть в подкидного дурака.

— А-уу! Рудис! Гони домой!

Я встрепенулся. Как, уже вечер? Не чуя под собой ног, с дрожью в сердце, скакал я, как заяц, по школьным пашням и по нашему выгону в надежде попасть домой раньше, чем заметят мое долгое отсутствие.

А как было утерпеть и не проведать Кикерского Мика? Он пас скотину близехонько от нашего конского выгона. Вокруг пней там было полно костяники, а в орешнике пропасть орехов. Кроме того, Мик был искусный мастер по корзинам. Он плел и круглые корзинки, и продолговатые, и четырехугольные и дорого их продавал. За самые красивые выручал по пятнадцать копеек.

Мик обучал меня, как расщепить палку ровно пополам, как отломить тонкий прутик. Надрезать, перегнуть на колене, — всего и делов. Он рассказал мне, из какой лозы лучше плести корзинки, какая самая ломкая, а какая самая крепкая. А уж из козьей ивы — красота!

Мы перегнали стадо за горку, где были заросли козьей ивы. Какие яркие крупные листья! И лоза гибкая, будто выпарена! Ну, а время меж тем летело как на крыльях, и опомнился я где-то за три версты от дома в незнакомом месте, а мне ведь настрого приказано не бегать к соседским пастухам…

Но после наказания, денька через два-три, я снова жадно шнырял глазами по округе.

Ой, да там под взгорком свиньи копаются? И вроде бы за огромной пестрой хавроньей мельтешит целая орава таких же пестрых поросят? Я немножко пробежал краем луга, пригляделся. Во-он на закрайке сидит пастух. Я его знаю, мы с ним даже в родстве. Ну уж к родне-то в гости на минуту-другую сбегать можно.

Тут у нас пошло веселье, как на свадьбе. Рядом с пастухом на траве валялись двое его братишек. Мы по очереди следили за свиньями и привольно играли на ровном лужке. И в пятнашки, и в колышки… Мы переиграли во все игры, какие только знали, и казалось, минуты не пролетело.

Ну, а в Вилитах пастушкой была девочка Анна. Она пасла коров. Мы с ней тоже были знакомы. Она меня очень приветливо встретила, когда я к ней наведался. Угостила из своего туеса, позволила повесить на шею пастушью сумку и важно расхаживать по лужайке. У Анны был красивый черный песик с ошейником на шее.

— Ну-ка посмотри! — крикнула мне Анна.