Илья Дворкин - Обида

Из-за всей этой истории Митька и про бассейн позабыл.

Но когда вспомнил, сделалось совсем невмоготу и Анатолий-Иванычев приказ он сразу нарушил.

Прошел тайком в бассейн, забрался на трибуны, в уголок, и стал оттуда глядеть, как тренируются какие-то взрослые девчонки.

Упоительно пахло хлоркой.

Митька не понимал, почему люди не любят этого запаха. Когда он слышал этот запах, перед глазами сразу начинала колыхаться зеленоватая вода, слышались гулкие всплески, крики, свистки — ощущалась непередаваемо радостная атмосфера бассейна.

Митька глядел, как стремительно несутся по дорожкам в пене, как в кружевах, девчонки, и ему хотелось реветь.

И тут его увидел Анатолий Иванович.

Митька спрятался было за бортик трибуны, но Анатолий Иванович закричал:

— Вижу! Не прячься. Погоди минутку, я сейчас к тебе поднимусь.

Он пришел, весело улыбаясь, а Митька глядел на него, как кролик на удава, все ждал каких-то непоправимых слов. Но таких слов сказано не было.

— Ты чего такой грустный? — спросил тренер. — По воде соскучился?

— Ага, — Митька часто закивал.

— Вот это хорошо. А я уж боялся, что ты больше не придешь.

— Вы!.. Боялись!..

Видно, лицо у Митьки было такое изумленное, что Анатолий Иванович рассмеялся.

— Думаешь, я тебя совсем прогнал? Чудак! Я и сам переживал. Знаешь, какое это страшное дело, когда спортом занимаются не с радостью и желанием, а будто постылой тяжкой работой? Это самое страшное, что может со спортсменом произойти. Тогда он человек конченый, не будет из него толку. Ты меня понимаешь, Митька?

— Вроде понимаю. Я вот тоже… Я, знаете, даже бояться стал в воду лезть… Так удивился… И холодно все время, и спать охота.

Анатолий Иванович помрачнел.

— Да-а, — протянул он. — Это мы с тобой оба промашку сделали. Хорошо еще, что я вовремя заметил, а то б…

— Так вы сами?!

— Что сам?

— Сами заметили? И вам никто ничего не говорил?

— В том-то и дело! Ты-то, как пень, молчал.

Митькины губы разъехались в неудержимую улыбку, и вид у него сделался довольно-таки глупый.

— А я-то, дурак, подумал…

— Что подумал?

— Да так, — Митька смутился, — испугался я, что прогоните. Совсем прогоните.

— Этого не бойся, — тренер усмехнулся, положил руку на Митькино плечо, — не бойся. Но все равно еще недельку не приходи. Надо, чтоб ты отдохнул хорошенько, да и по воде чтоб по-настоящему стосковался. Чтоб она тебе во сне виделась.

— Она и так снится, — тихо ответил Митька.

— Вот и хорошо. Приходи через неделю.

Этот разговор происходил в среду.

А в четверг Митька пошел на каток. Было холодно — ниже двадцати градусов.

Деревья в парке все обындевели, стояли мохнатые, пушистые, голубовато-белые. В аллеях тускло светились редкие, одинокие фонари.

Зато у самого катка свет резко заливал все вокруг, и от этого деревья казались отчеканенными из какого-то неведомого сиреневого металла.

Они четко и резко вырисовывались на черном фоне неба — неподвижные, замысловатые, будто затаившиеся до поры, будто ожидающие чего-то.

Овальная площадь катка была окаймлена высокими снежными валами.

Медью и серебром гремела промороженная музыка. Покачивались под ветром, будто взмахивая огромными темными крылами теней, фонари, и сновали по льду бесчисленные мальчишки и девчонки в ярких свитерах и шапочках, в узких, в обтяжку брюках.

Из-за того, что над головой грохотали, выплескивали веселую музыку репродукторы, из-за мелькания разгоряченных, румяных лиц, из-за криков и смеха Митьке показалось, что на катке гораздо теплее, чем в остальном парке.

Он спрыгнул с утрамбованного снежного вала на лед и с наслаждением канул в беспорядочную, веселую суету катка.

Митька неплохо стоял на коньках. У него были канадки. Остро отточенные, с закругленными лезвиями, они были незаменимы на таком катке.

Конечно, на бегашах можно было бегать быстрее, зато канадки позволяли молниеносно маневрировать, кружиться, сновать в разные стороны перед самым носом шарахающихся от неожиданности конькобежцев.

По юркости с ними могли сравниться только коньки для фигурного катания, но зато на канадках бегалось гораздо быстрее.

Постепенно Митька вошел в общий ритм, и то, что казалось со стороны, со снежного бруствера беспорядочной, хаотичной беготней, оказалось четким, будто его направляли опытные регулировщики, движением. Все кружились слева направо, и для того, чтобы двигаться против течения, надо было пустить в ход всю свою ловкость и умение.