Клара Ярункова - Единственная

— Не каркай, девочка! — воскликнула бабушка, а мама побледнела.

— А что ему там делать, скажи пожалуйста? — вошел в комнату папа. Ему уже надоело ждать на улице.

— Что? Да мало ли что… Писал бы романы, рисовал бы иллюстрации. А то торговать бы стал. Он умеет! Зарабатывал бы и жил припеваючи.

Бабушка заплакала, за ней мама. Папа, к счастью, ничего не сказал. А насчет писания чистая правда. Когда Йожо было девять лет, он написал книгу «Большое путешествие маленькой щепочки. Первый роман в нашей семье. Автор — Йозеф Богунский». И было довольно занимательно: как маленький мальчик бросил в Дунай щепку, и как она плыла, и что она видела. По-моему, вполне удачный сюжет. А цветы он продавал у Михальской башни, когда ему было только четыре года. Наломал дома сирени и продавал по четыре кроны. Мне еще тогда это нравилось, и я ему ужасно завидовала. Но помню, как наши пришли в ужас: отец Йожо — врач, мама — судья (это тетя Яна), а сын попрошайничает на улице! Но ведь он не попрошайничал! Он честно зарабатывал, как все, кто продает цветы. Жалко, что Йожо не родной мой брат. Я бы с ним когда-нибудь убежала. А одна я боюсь.

— И вообще, — закричал на меня папа, когда тетя Яна уже звонила в двери, — ты-то что здесь делаешь? Марш в постель! Детям полагается ночью спать!

Пришлось уйти. Они тихо сидели в другой комнате, и папа то и дело звонил к Богунским и в детскую комнату милиции, где держат разысканных детей. До чего мне хотелось попасть в эту комнату! Ночью… Но меня бы туда не направили, ведь мне уже больше четырнадцати. А Йожо двенадцать, ему туда легко попасть.

Не знаю, как это могло случиться, что я проспала главное. Наверное, у меня действительно слабые нервы (так говорит мама). Я чуть не лопнула от злости, когда проснулась и увидела, что уже утро.

Я вскочила, побежала в кухню на разведку к бабушке. И что же я увидела? За столом сидит его благородие Йожо! И не только сидит, но и жрет картофельные оладьи! Мне утром ни за какие коврижки не дали бы оладий: они-де тяжелы для желудка. Яичко всмятку и какао. Фу! А бабушка скачет перед Йожо, словно он принц какой. Каждую оладушку прямо со сковородки кладет ему на тарелку, салфеткой вытирает его сальные руки — и (держите меня) ротик! Того и гляди в пеленочки его завернет. А Йожо знай себе жует и жует.

— Привет, — говорю и сажусь напротив. — Добро пожаловать к нам!

У Йожо был набит рот, он только кивнул мне и мизинцем показал на кружку — это чтоб бабушка налила ему еще чаю. Конечно же, не чай ему нужен, а нужно ему не смотреть на меня.

Бабушка мне подмигнула (а подмигивает она — со смеху лопнешь! — даже слон заметит!) и завела песенку о том, какое она мне готовит прекрасное какао. Очень трогательно! Что же, так и будем играть в глухонемых? Да еще это какао! К счастью, бабушка заметила, что я расстроена: у нее на это чутье. Взяла тарелку и положила мне одну оладью.

— Но если это тебе повредит, — промолвила она, — я не в ответе.

— И ладно, — рассердилась я, — но тогда давай больше.

Тоже мне хороша — мастер унизить человека. «Повредит»! Потом мы ели, но мухи дохли со скуки. Бабушка все время болтала, а Йожо — ни звука. Я порой взглядывала на него, но по нему ничего не было видно. В Дунае он явно не плавал, одежда на нем сухая. Ногти чистые — бабушка, поди, его уже отмыла, и ботинки каши не просят, хотя он шлялся где-то целую ночь. Волосы влажные и причесаны набок. Постричься бы ему не мешало. Голова у него как груша, наверху широкая, книзу сужается. Но глаза красивые. Карие, большие, с такими золотыми черточками. Немножко как у совы в зоопарке, когда она не спит. Любопытство меня так и распирает. А бабка все мелет свое.

— Сколько ты уже съел? — спросила я громко, чтобы заглушить бабку.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Мало. Штук пятнадцать.

Боже, ну и оголодал!

— Бабушка, ты ему еще испеки, — сказала я.

— Да нет, — встал Йожо из-за стола. — Хватит. Позвонил телефон, бабушка пошла к нему. Это мать Йожо проверяла, у нас ли он еще. Через некоторое время позвонил проверить его отец.

«Если будут так надоедать, он снова убежит», — испуганно подумала я. Но Йожо вел себя так, словно это его и не касалось. Рано утром его привели к нам, под присмотр бабушки. Он даже в школу не пошел. Только вечером его заберут.

— Теперь, детки, идите в комнату, — стала бабушка убирать со стола, — а я вам сварю вкусный обедик. Чего тебе хочется, Йожинька?

— Все равно, — пробормотал он.

— Жареный шницелек? И говядина у нас есть для жаркого. Или пойти поискать курочку?