Лариса Исарова - Тень Жар-птицы

— Нет, нет, не встревайте. Машка — уголовница с детства, с детского сада с нее все плачут, что угодно говорите, а кончит она колонией…

— А если она ревнует вас к старшей сестре?

— Лучше бы пример брала. Ольга вам не докладывала, как Машка ей пальто бритвой изрезала, новое, которое построили к девятому классу! Сто тридцать рублей курям на смех…

— Врачам вы ее не показывали?

— Врачи! Пока человек не помер, разве они в понимание войдут? «Девочка нервная, социально запущенная». А чего запущенная, если ее мать каждую неделю обстирывает, а эта телушка руки в боки…

— Так, может быть, лучше отпустить ее к бабушке?

— Чтобы эта паразитка ее подожгла?

Тут он к двери пошел, я и смылся, а про себя подумал, что такой отец, хоть и не пьет, а еще хуже Митькиного папаши…

А сегодня читали вслух тетрадку Рябцевой, она ее девчонкам посылала по партам, а Ланщиков перехватил. И самые дурацкие фразочки привязались ко мне. «Любовь не картошка, не выбросишь в окошко». «За парнем не беги, как за трамваем. Отстала — придет следующий…» И на что может годиться такая Рябцева? В колонию не вышлешь, имеет право на учебу, на работу, а какая из нее жена, мать получится? Митька тех, кто много думает, называет «головоногий моллюск», а как звать таких недумающих амеб? В классе после чтения этих шедевров Антошка вдруг взорвалась и заявила, что нас мещанство заедает, что такие альбомчики от пустоты мозгов. На нее обрушились многие девчонки, даже Варька Ветрова. Она заявила, что Глинская всех презирает. Антошка на меня посмотрела, ждала, что я вмешаюсь, я был с ней согласен, но стоило ли влезать в такой курятник? Да и все мальчишки отмалчивались, только Сашка Пушкин хмыкнул: «Детство». Но ему хорошо, он после менингита может под юродивого работать, никогда не поймешь, что он имеет в виду…

А вот теперь я все пытаюсь понять, почему смолчал? Чтоб Митька не дразнил? Или лень спорить с глупостью? Все равно дураков не убедить. Но вспомню, как потом Глинская на меня посмотрела, и хочется кулаков по столу стукнуть, чтоб заломило в руке.

Что-то мать взад и вперед ходит из комнаты в кухню, не иначе что-то неприятное сказать собирается, это у нее артподготовка. Наверняка ко мне в портфель слазила, дневник полистала…

Недавно по телевизору в передаче для родителей советовали делать ревизии сумок детей, но это же хамство! Когда я в детстве залез к отцу в карман и позаимствовал мелочь на мороженое, шуму было на неделю. Прорабатывали и дуэтом, и в одиночку, попреки глотал я, как микстуру, утром, днем и вечером, а теперь сама?! Нет, конечно, она не польстилась на мой полтинник, честно сэкономленный на завтраках, но читать чужие документы — хамство! Мои двойки — моя военная тайна, моя личная жизнь, и, пока я их не обнародую, нечего ахать.

И ведь прекрасно знает, что все исправлю, что это «временные трудности переходного возраста», а все равно страдает. Сейчас на кухне она даже отцу стала выговаривать, мол, «мы ему (то есть мне) мало уделяем внимания, Вот он и стал запущенным…».

Так вам и надо, не читайте чужих дневников!

Грандиозная новость — дядька женится! Нашел себе какую-то Афифу, она татарка. И вчера весь вечер рассказывал о ней отцу, а на меня никакого внимания. Ну я взял и записал его рассказ смеху ради, дядя Гоша в роли Ромео.

— Ее зовут Алла. Это я ее прозвал Афифа, уж очень она мелкая. Не пойму даже — нужен я ей или так время проводит, от скуки. Я ее на танцах встретил, зашел со своими сезонниками, они из Измайлова, пригласили получку обмыть. Она красивая. Я спросил — из-за нее часто драки? Парни говорят: нет, она чудная, с ней больше недели никто не ходит, и ты не выдержишь. Пошел провожать — никакой реакции, а говорил как заведенный, и анекдоты, и остроты, и заумь — в пустоту. Пришли, сказала «до свидания» и без поцелуя смылась. Ну, стал я о ней у подруг расспрашивать. Сделал глубокую разведку, узнал, что работает с пятнадцати лет, содержит мать и сестренку, кончила техникум, технолог. Она, как немая, о себе никогда никому ни звука. Хотя любит петь, танцевать. Ясно, что надо отваливать, а не могу, красивая она до жути. Пригласил ее в яхт-клуб — отказалась, а все девицы мои прежние там таяли, как масло на солнце. Решил я с одним коллегой вечеринку организовать. В двенадцать часов все парочками разошлись по разным углам, с Афифой я на кухне беседую, никакой реакции. Тут один парень на пианино заиграл, она к нему, я обозлился, ушел, час покрутился, вернулся к ним. Он играет, она слушает. У меня от злости даже уши загорелись, ну, парень понял, перестал играть, встал, а она: «Куда же вы?» Как тебе это нравится? Я выскочил в кухню, попил холодной воды и на лестницу. Решил — все, это не девчонка, а рыба. И тут она меня догнала, как ни в чем не бывало. И вот так — полгода. Уже отпуск кончается. Тут я и решил — хватит. Никогда не знаю, что выкинет, то придет на свидание вовремя, то по два часа жду, даже не предупредит, если передумала. Сама за себя всюду платит, никогда не позвонит первая. Летом еще была ничего одета, а теперь просто жалко на ее пальтишко смотреть. Слухи ходили, что замуж ее многие звали, даже с «Жигулями» — не идет. А если в кафе поведу, обязательно на какого-нибудь парня чужого уставится, он сразу вскакивает, набивается на проводы, думает, я — брат. Правда, если я смолчу, она иногда в подъезде меня чмокнет в нос или в лоб, как дедушку. Ну, постепенно вроде стала привыкать, а домой не зовет, как ни набиваюсь. Ничего о ней не знал, скажет два слова о работе, и молчок. А недавно позвал ее в одну компанию, она с соседом явилась, этот парень за ней давно ходит. Я обозлился и ушел. Так обиделась. Позвонила, выругала, я и скажи — или замуж выходи, или точка. Больше не могу такое обращение иметь. Ну, она вроде согласилась, с матерью познакомила. Мать у нее нормальная: «Все-таки перетерпели, а я уже думала — Алла старой девой останется!»