Имант Зиедонис - Вересковый край

В лесу надо лежать тихо — много услышишь.

И вот прилетают три ворона. Кружат надо мной, разведывают, раздумывают, кто это лежит. Потом улетают совещаться.

— Кар?

— Кар!

— Кар, кар… крр… кррр… оррк… оррк…

Звуки их голоса напоминают «кокле» — древний латышский народный инструмент.

Прилетела чайка.

Не знаю, почему чайку латыши называют «кайя».

А сам лежу на дюне. Подо мной тёплый, прогретый солнцем мох.

И кружит надо мной чайка, и кричит на чистом латышском языке:

— Кай-йя!

В Латвии живут удивительные порой люди. Вот я знаю целую семью коллекционеров. И взрослые и дети в этой семье собирают камни необыкновенной формы.

В саду у них среди роз и пчелиных ульев стоят каменные пингвины, а рядом вдруг писатель Лев Толстой. Всё это скульптуры, созданные природой.

В Латвии много таких людей, одержимых красотой. Так я их называю — одержимые красотой.

Вот человек по имени Земдега. Сказочный у Земдеги сад. В нём растут гигантские лопухи, растёт коровяк — медвежье ухо. Виноград оплёл стены дома, перебрался через крышу да и свесился с другой стороны.

— Нас было у отца четырнадцать детей, — говорит Земдега. — И все мы сажали деревья. Приезжайте же, когда зацветут нарциссы. Благородные нарциссы!

Над дверью дома у Земдеги написано: «Я пою о тебе, Родина!»

У нас в Латвии и дети заботятся о красоте родной земли. Многие школьники стали членами «Общества освобождения дубов». Они действительно освобождают дубы — очищают землю вокруг от кустов ольшаника.

И гордо стоят свободные великаны на свободной земле.

Беспокойная осень в Латвии. Беспокойны осенние дни колхозников.

Беспокойна жизнь председателя.

В одном колхозе живёт председатель по имени Блум.

О нём говорят: взрыв энергии. Может сделать что-то из ничего.

Осенью заболел Блум. Врачи лечили, а боль не проходила.

Глухими осенними ночами плохо было на душе у Блума. А на улице промозгло да черно.

И чудится Блуму — пароход, пароход уплывает, нужно же его удержать, привязать, причалить. И чудятся ему фермы и сёла, люди, дети… сколько же дел не доделано!

А любое дело надо держать под уздцы, как лошадь.

Нет конца делам, и мечется Блум, словно среди табуна коней, которых надо держать под уздцы.

Нельзя председателю болеть. Надо подниматься. Ждут люди, ждут дела, табун коней ждёт…

Буря! Я подбрасываю вверх белый лист бумаги.

Как огромный мотылёк, носится он над морем, бросается из стороны в сторону.

Обрушилась волна, проглотила моего бумажного мотылька…

С октября по январь бушует наше море. И мне кажется — самое красивое море — бушующее, когда каждый пятый день, каждый третий день проходит с бешеной круговертью.

Буря! Бушует море. В бушующем море и мой бумажный мотылёк.

Поедем туда, где волны с открытого моря гулко врываются в песчаниковые пещеры.

Пойдём на ту речку, что мчится, шурша, сквозь заросли камышей. Здесь, в прибрежных джунглях, урчат кабаны, выводят маленьких полосатых поросят. А в полночь бобры грызут деревья, валят тополя прямо на ковёр из кувшинок.

Вы, наверно, думаете, что это не в Латвии?

В Латвии. И я могу показать где, но ищите сами.