Юз Алешковский: Дедушка и музыка

«Шах!» — подумал я и сказал:

— Простите, юноша, но это — научная тайна! — и зажмурился в ожидании первого удара.

Мальчишки прыснули и, когда я открыл глаза, они покатывались со смеху, окружив растерянного вожака.

— Юноша! Ха-ха! Юноша!

Я, воспользовавшись моментом, бочком, бочком скользнул вдоль забора и не спеша с достоинством, хотя сердце у меня колотилось еще сильней, чем после рубки дров, вышел из «матовой сети».

Но волновался я так, что перепутал калитки, зашел в чужой сад и опомнился только тогда, когда чуть-чуть не наступил на огромную черную собаку, спавшую на посыпанной песком дорожке.

Я встал перед ней, как вкопанный.

«Вот так всегда… Теперь — мат… Кто бы мог ожидать…»

Собака спала крепко-крепко, вытянув лапы и откинув голову. Спала на боку, как пантера в зоопарке, а перед ее носом темнел запотевший от дыхания песок.

Я даже не попятился, а только отшатнулся, и у собаки вздрогнула бровь. Она открыла карий глазище, смотревший прямо на меня, и вдруг, сладко зевнув, снова его закрыла, как будто подумала, что ей просто приснился странный, незнакомый мальчишка в темных очках.

Я мгновенно, как теленок, отпрыгнул в сторону, а собака вскочила, моргая, уставилась на меня, и, пока она соображала, сон это все-таки или не сон, я успел отбежать к калитке.

И тогда собака рванулась, взвизгнула, отброшенная цепью, и залаяла, скорее на себя, чем на меня, с такой обидой, с такой злостью за свой непростительный зевок, что я уже за калиткой посочувствовал бедняге, хотя у самого зуб на зуб не попадал от ужаса.

Собака вдруг плюхнулась на другой бок и замолкла, убитая такой неудачей.

Испуганные мальчишки окружили меня.

— Укусила? — спросил вожак.

— Это его собака, — сказал кто-то.

— Молодость победила опыт, — ответил я дрожащим голосом.

С ведрами и коромыслом я вернулся к колодцу. Но набрать воду было не так уж просто. Сначала цепь несколько раз выскальзывала у меня из рук и ведро взвивалось над колодцем. Я снова с трудом тянул цепь на себя, и ведро, отскакивая от сруба, все глуше гремело, опускаясь на дно.

Услышав тихий всплеск, я осторожно стал выбирать цепь, и ведро поднималось все выше, выше, уже было видно ровный, светлый кружок, подернутый рябью — вода выплескивалась через край и со дна доносилось глухое эхо.

Наконец я поставил ведро на край сруба и на меня дохнуло холодом и плеснуло по ногам ледяной водой. Только мне никак не удавалось перелить воду в свои ведра.

— Ну-ка, пусти, работничек!

Я обернулся. Высокая, загорелая женщина, показавшаяся мне очень на кого-то похожей, перелила воду в ведра и сказала:

— Тащи, полные все равно не дотащишь!

Я подождал, чтобы посмотреть, как нужно носить воду на коромысле.

Вот она плотно на оба плеча положила коромысло, пригнулась, подцепила крючком дужку одного ведра, потом другого, выпрямилась и пошла с раскинутыми руками легко и плавно.

— Спасибо, — сказал я ей вслед и подумал: «Трудновато быть самообучающимся…»

Я повторил все движения женщины, но идти легко и плавно мне не удалось. Ведра раскачивались на ходу и расплескивали воду. Казалось, не я управлял коромыслом, а оно мною, и толкало меня то назад, то вперед так, что похрустывали позвонки. Я не выдержал и поставил ведра на землю.

Женщина тоже остановилась передохнуть около лежавших на траве мальчишек. Их вожак сразу отбежал в сторону. Женщина пригрозила ему:

— Еще кто пожалуется — все коромысло о бока обломаю! Дела себе не найдешь!..

«Наверно, его мать…» — подумал я, проходя мимо мальчишек. Нести ведра было все тяжелее. Я собрал все силы и прикусил губу от натуги, но все равно коленки у меня подкашивались и челюсть оттягивало вниз, как у летчиков во время перегрузок. Смеха мальчишек я не слышал из-за глухого звона в ушах.

«Еще немного… так, так… десять шагов… пять… четыре».

Я уже был у крыльца, но подняться на ступеньки не смог. Коленки подкосились от тяжести, я так и присел между чуть не опрокинувшимися ведрами, даже не успев снять с плеч коромысла.

«Да-а. Тело у меня никуда не годное. Это уж точно. Хорошо, что во время опытов нужно работать только головой. Хотя воду придется таскать каждый день… и дрова придется рубить… и мало ли чего еще надумает дедушка…»