Юз Алешковский - Дедушка и музыка

Эта мелодия на слова «Что бы было тогда со мной? Что бы было тогда со мной?» повторялась несколько раз то тихо, то громко, и после нее слышалось спокойное и безнадежное: «Все… конец…» Но оркестр вдруг непонятно почему кричал: «Нет! Нет!» Как будто это во мне под водой, в последний момент, побеждая удушье, все кричало: «Нет! Нет! Нет!» — и я отталкивался от дна. «Что бы было тогда со мной?! А был бы для тебя тогда конец всему на свете и для всего света конец тебя, но этого не будет, пока есть во мне хоть капелька силы и жажды подняться из зелено-мглистой жути к воздуху и к свету! Да! Да! Да!»

И когда музыка вдруг оборвалась, Жуков быстро прошептал:

— Теперь траурный марш. Так в книжке написано.

— Как? Как траурный марш? — растерянно спросил я.

Жуков не ответил, и музыка снова зазвучала, но тихо и так скорбно, что сжалось сердце и захотелось крикнуть: «Не может быть! Жуков! Он же победил! Не умер! Так не бывает!»

А скорбная музыка приближалась, и у меня комок подкатил к горлу. Все ближе и ближе, такая же скорбная, как та, что однажды доносилась до наших окон.

Умершего несли по нашей улице под моими окнами, за ним шли люди, думавшие о нем одном, и из труб, сверкающих на солнце, до меня поднималась эта музыка, и тоненько звенели стекла, и что-то обрывалось в сердце, и я не мог больше смотреть вниз на лицо умершего человека. Я успокоился, когда музыка совсем затихла и под окнами заскрежетали железные лапы снегопогрузчика, убиравшего с мостовой последние сугробы, но все равно не мог поверить, что кто-то умер…

Жуков неподвижным взглядом смотрел на черную с красным кружком посередине пластинку, а меня зло взяло на композитора Бетховена за то, что он обманул меня и оркестр, который сначала заставил бороться из последних сил до победы, а потом…

«Лучше бы не было такой музыки…»

— Жуков! — я не мог молчать. — Это же неправильно! Он победил! Мы же слышим! Он боролся до конца, как я в пруду!

Вдруг стало темно, ласточки попрятались куда-то, и от траурной музыки было еще страшнее в настороженной тишине.

Жуков взглянул с досадой на почерневшее клубящееся небо, быстро поставил над проигрывателем навес, а я принес из сарая дедушкин брезентовый плащ с капюшоном.

Мы накрылись им, и тут же змейкой мелькнула молния и громыхнул гром, как в первой части симфонии, и редкая россыпь первых крупных капель дождя дробно ударила по нашему плащу.

Мы с Жуковым прижались друг к другу, а дождь как будто раздумывал, идти ему или не идти, и только грохот грома стряхивал с туч самые тяжелые дождинки. Но когда музыка стала совсем тихой и невыразимо грустной, в небе вдруг рассыпалась молния, бело-голубая, с притоками, как Волга на карте, надорвался гром, и темнота стала серебряно-дымящейся от ливня, и был слышен только его свежий шум.

Потом в шум ворвался пронзительный и светлый звук труб.

Я толкнул Жукова и сказал:

— Ага! Победил! Нет, Бетховена надо поставить в один ряд с Архимедом, Можайским, Ньютоном и даже с Главным конструктором! Если глухой человек сочинил такую музыку, значит, он может быть приравнен к астроному, вслепую рассчитавшему орбиту Урана!

И вдруг мне стало стыдно от мысли, что это ведь я был глухим и считал музыку пустым траляляканьем, отвлекающим людей от разгадок тайн природы.

Меня переполняла радость и веселая сила, как будто ливень был музыкой, которую я услышал первый раз в жизни.

«И хорошо, что услышал, и еще услышу, и не устану слушать… Но почему я раньше, увидев молнию, думал только об электрическом разряде, а вот эта, сию секунду блеснувшая над головой, кажется голубой рекой с притоками, и я мог бы долго сидеть и ждать, когда она снова озарит черное небо?..»

Я заметил, что глупо улыбаюсь, уставившись на вымокшие грозди белых цветов кустарника, и на согнутые пополам струями ливня стрелки лука, и на проходы между грядками, полные до краев воды, и на рыжего жучка, замершего под переливающимся куполом пузыря… Пузыри танцуют на воде, весело мечутся, стараясь увернуться от дождинок, лопаются и назло дождинкам возникают снова… И ливень четко барабанит по крыше и глухо шуршит в ботве картофеля, и под яблонями от опавших лепестков побелела перекопанная земля, а выбеленные стволы потемнели от струек воды… И мне кажется, что вокруг нет воздуха, только кипенье, сплошной стон ливня, и хочется, чтобы он шел, шел и чтобы не кончалась радостная и свежая музыка, немного приглушенная им.