Кристине Нёстлингер - Само собой и вообще

Для меня ни у кого никогда нет времени, все так и норовят спихнуть меня друг другу. Никто не хочет за мной присматривать. Никто, кроме Бабушки. Она радуется, когда я приезжаю к ней. Или она ко мне. Поэтому я бы очень хотел, чтобы Бабушка жила с нами. Но она говорит, это невозможно. Потому что папа совершенно точно не захочет. И еще потому, что ей нравится жить в собственной квартире и спать в собственной кровати. А приезжать к нам в середине дня и вечером снова ехать домой — с этим Бабушка не справится. Для нее это слишком долгий путь.

В ту субботу, когда папа и мама были такие супергадкие, у меня лопнуло терпение! Я решил переехать к Бабушке. Навсегда! Ничего, что до школы далеко, я справлюсь!

Но я решил дать маме и папе еще один шанс. Если кто-нибудь из них придет ко мне в комнату, прежде чем я уложу свои вещи, то я останусь.

Я достал из шкафа рюкзак, положил туда свои любимые комиксы, и плюшевого медвежонка, и еще плеер. Я собрал портфель и свободные места в нем заполнил деталями от «Лего». А мама и папа так и не пришли и не сказали: «Прости нас, пожалуйста, теперь мы все-таки едем в супермаркет».

Я закинул рюкзак за спину, через плечо повесил гитару, взял портфель в одну руку, а радиоуправляемую машину — в другую. В карман джинсов я сунул несколько жвачек. Потом вышел в прихожую и немного постоял там, но ссора на кухне не прекращалась. Я вышел из дома и с громким стуком захлопнул за собой дверь.

Пока шел до перекрестка, три раза оглянулся — не идет ли за мной мама или папа. Но никого не было, кроме фрау Майзенгайер и ее собаки Мопси. Фрау Майзенгайер засмеялась, увидев меня, и спросила, далеко ли я собрался. Я сказал, что далеко. Она снова засмеялась и потянула Мопси к уличному фонарю, потому что он писает только около фонарей. Потом я еще встретил фрау Примил и хотел спросить ее, на каких трамваях надо ехать к Бабушке и где нужно пересаживаться. Я ведь этого не знал. К Бабушке я всегда ездил с мамой или папой на машине. Но фрау Примил сказала мне только: «Привет, Шустрик», — и пошла дальше.

Поэтому я спросил совершенно незнакомую женщину на углу улицы, и она объяснила мне дорогу. Прямо напротив гимназии, сказала она, мне нужно сесть на трамвай, проехать четыре остановки, а потом выйти и пересесть на метро. Эта женщина, правда, еще поинтересовалась, куда это я собрался ехать один, да еще со всем моим добром в придачу. Но я быстро пошел дальше, а ей все это было не так уж важно, чтобы меня догонять.

Только я вышел на большую улицу напротив кондитерской, кто-то вдруг закричал: «Шустрик, Шустрик, Шустрик!», и ко мне через улицу перебежала Карли.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она. — И зачем ты столько всего тащишь?

Я сказал ей:

— Потому что я переезжаю! Навсегда! Я переезжаю к Бабушке!

Тут Карли схватила меня за лямку рюкзака и потащила через улицу к кондитерской. Там стояли Вуци и Рози. Карли рассказала им, что я совсем спятил и хочу уйти из дома. Рози глупо захихикала, а Вуци сказал:

— Давайте все спокойно обсудим!

Мы вошли в кондитерскую. Карли ничего не хотела для меня заказывать. Из экономии. Тогда Вуци занял у нее денег, чтобы угостить меня. И купил мне колу и тост. Вуци супер-здоровский, просто вообще! Он сказал, что я имею полное право переехать к Бабушке. И что Карли это совершенно не касается.

А Карли сказала, что ее это все-таки немножко касается. Потому что мама и папа рассердятся на нее, если узнают, что она встретила меня на улице и не привела домой. И эта дуреха Рози, конечно, поддержала свою подружку. Карли к тому же выставила меня полным идиотом.

— Сам он никогда не найдет дорогу к Бабушке, — сказала она Вуци.

— Ну, тогда мы его отвезем, — решил Вуци. Но Карли уперлась. Ведь тогда она будет еще больше виновата!

Я поклялся Карли, что не выдам ее и ни словечка не скажу о том, что мы встретились. И что я еще никогда не выдал ни одной тайны.

Дуреха Рози сказала Вуци, что малявку вроде меня нельзя воспринимать серьезно. Но Вуци сказал, что относится ко мне очень серьезно.

— Ужас просто, как вы с ним обращаетесь! — упрекнул он Карли и Рози.