Ганс Краузе - Али-баба и Куриная Фея

— К сожалению, да.

— Но послушайте, мне кажется, что быть матерью тридцати учеников это замечательно!

Инга Стефани с грустью смотрит на Баумана.

— Много вы понимаете! — с горечью отвечает она ему. — Мои материнские попечения приносят мне только неприятности.

И она тут же выкладывает Бауману историю с почтовым ящиком. «Пусть воспитатель в первый же день узнает, с какими шалопаями ему придётся иметь дело», — думает она. И Инга Стефани долго и подробно рассказывает обо всех своих горестях.

— Но на этот раз я узнаю, кто виноват! — всё больше волнуясь, кричит она. — Узнаю, хотя бы мне пришлось ради этого наказать всех остальных. Во всяком случае, виновный вылетит из интерната. Я больше не желаю портить себе кровь из-за какого-то хулигана!

Вальтер Бауман дружески кивает ей головой.

— На вашем месте я бы так не волновался, — говорит он спокойно, с явным сочувствием. — Это вредно, а кроме того, мешает воспитательной работе.

Инга Стефани откидывает со лба непокорную прядь.

— Подождите, через месяц и вы будете так же волноваться, — раздражённо возражает она. Раньше я была само спокойствие… но здесь, здесь… небо с овчинку покажется.

Вальтер Бауман, который, собственно говоря, ожидал услышать от неё что-нибудь приятное, не может удержаться от улыбки.

— Я знаю… Вы не первая говорите мне это. И всё же я надеюсь на успех. В каждом деле есть не только теневые, но и свои светлые стороны.

За обедом — сегодня был овощной суп — ребята больше разговаривали, чем ели. Злобой дня было прибытие нового воспитателя (интересно, какой он?). Кроме того, обсуждалась история с салом. Какая дурацкая шутка!

Рената и другие пострадавшие трещали как сороки.

— Если виновный до ужина не объявится, вы узнаете, что значит иметь дело со мной! — с угрозой заявила Инга Стефани. — Есть предел и моему терпению.

— При чём же здесь мы, фрейлейн Стефани? Ведь мы не виноваты.

— Это меня не касается. Заботьтесь сами, чтобы такие случаи не повторялись. Ищите виновника. У вас есть время до вечера.

Ученики взволнованно переговаривались. Рената показала на Хорста Эппке.

— Это наверняка сделал Али-баба, — сказала она вполголоса.

Девушки стали возражать. Это исключено. Об Али-бабе не может быть и речи. Такой обжора не будет выбрасывать сало.

— А если он не ест сала?

— Али-баба ест всё. При случае он проглотит даже муху, — уверяет Бритта.

Под эти разговоры Али-баба съел пять тарелок супа и, чтобы не пропало ни капли, облизывает свою ложку.

— Фу-ты ну-ты! Какой дурак бросает сало в почтовый ящик? — лицемерно говорит он. — По мне, лучше отправить его к себе в желудок!

Бритта подтолкнула Ренату локтем.

— Видишь, я тебе говорила, — прошептала она.

— Ну и что? — ответила Рената, убиравшая со стола. — Он всё врёт. Я не верю ни одному его слову!

Она собрала грязные тарелки и понесла их на кухню. «Хорошо, что к нам наконец приехал воспитатель, — думала она, — Будем надеяться, что теперь всё пойдёт по-другому».

День пролетел в один миг.

Старшие, у которых утром были школьные занятия, остались в столовой, чтобы повторить пройденный материал на ученическом активе. Рената объясняла задачи по математике. Её слушали внимательно, только Бритта украдкой читала иллюстрированный журнал.

У каждого из младших ребят были свои дела. Али-баба отправился в свинарник, Повидло помогал в овчарне, Фипс, Макки и Рози разгребали зерно в амбаре, Профессор и остальные перебирали картошку…

Наступил вечер. В душевых зашумела вода, в столовой загудело радио.

Али-баба стоял во дворе. Старым лезвием от ножа он счищал грязь со своих резиновых сапог. Он мёрз. На его голых ногах были лишь лёгкие домашние туфли — его единственная обувь, если не считать резиновых сапог, которые он носил каждый день. Как только сапоги были очищены от грязи, он поднялся к себе в комнату и принялся за печку. Через несколько секунд в ней уже полыхал огонь. Факир потёр себе руки. Прекрасно! Лечение даёт отличные результаты.

Настало время ужина, а нарушитель, бросивший сало в почтовый ящик, всё ещё не объявился.

Ученики возмущались:

— Какой трус! Хоть бы он сознался!

Но желающих сознаваться не было.

— Я жду до конца ужина, — напомнила Инга Стефани. — Если виновный не сознаётся, вы все будете наказаны. После ужина всё равно никто не покинет помещения. Новый воспитатель хочет с вами побеседовать.

Али-баба всё ещё ужинал в коридоре. Сегодня была сладкая рисовая каша на молоке и с корицей. И всё же Али-баба ел далеко не так быстро, как обычно. В окошке кухонной двери показался белый колпак фрау Хушке.