Ганс Краузе - Али-баба и Куриная Фея

Тогда Кабулке снова подозвал к себе Бритту. Он приказал ей держать корову, а сам стал осматривать копыто животного.

Корова беспокойно прядала ушами. У Бритты громко билось сердце.

— Ах ты, дурища несчастная! — бранил Кабулке корову, которая никак не хотела стоять смирно. — А ты тоже хороша! — Это уже относилось к Бритте. — Держи её крепче. Это ведь корова, а не лев, она тебя не укусит!

Бритта старалась изо всех сил. Она обеими руками обхватила шею коровы. Животное привстало на задние ноги. От сильного толчка Бритта навзничь упала на солому. Она чуть было не разрыдалась от злости и стыда. На глазах у неё появились слёзы.

— Что случилось? Что случилось? — забормотал Эмиль Кабулке. Голос у него сразу же изменился. — Тебе больно? Ты ушиблась?

Старший скотник, который не выносил женских слёз, стал внезапно шёлковым.

— Перестань плакать, милая, — уговаривал он Бритту. — Ничего ведь не случилось. Ну, иди сюда, будь умницей!

Бритта перестала плакать. Она снова повисла на корове.

Корова пританцовывала на задних ногах.

Физиономия Кабулке помрачнела.

— О господи, вот наказание с этой коровой! Не хочет стоять смирно, да и только! С ума можно сойти! — ворчал он, пока его терпение не лопнуло. Тогда он снова закричал на Бритту: — Чёрт возьми, держи её крепче! О боже! Корову удержать не могут! А ещё называют себя учениками! Хотят потом стать агрономами и ветеринарами или ещё кем-нибудь поважнее. Да тут впору заплакать! Просто хоть рви на себе волосы! Никакой сноровки. В наше время молодёжь была другая. Когда мне стукнуло столько лет, сколько сейчас тебе, я уже мог подоить десять коров и принять новорождённого телёнка. Да ещё как! И при этом я не ходил в специальные школы, не состоял в школьных союзах (он хотел сказать «школьных активах») и не знал никакой те-ооо-рии. Всему я выучился на практике! Я начал с самых низов, работал вот этими руками, но у меня были глаза и уши, а главное — любовь к своему делу. Вот я и стал в один прекрасный день старшим скотником. Да, чтобы заниматься сельским хозяйством, нужно иметь особый дар, а иначе не помогут ни школы, ни разные умные книги. Я их никогда не читал. У меня не было иной школы, кроме коровника.

Эмиль Кабулке разгорячился. Это была его любимая тема. Продолжая говорить, он осматривал коровье копыто. Но вдруг поток его красноречия иссяк. Старший скотник растерянно заморгал глазами.

— Панариций, — пробормотал он. — Старая история. Панариций.

Кабулке рассказал Бритте всё, что знал об этой болезни, вызываемой незаметным для человеческого глаза возбудителем, который десятилетиями живёт в старых кирпичных стенах коровников. Иногда болезнь затихает, и кажется, что она совсем прекратилась. Тогда все на долгое время успокаиваются. Но потом всё начинается снова. Копыта животных воспаляются и гноятся. Изредка своевременное вмешательство ветеринара ещё может приостановить болезнь, но чаше гнойный очаг распространяется всё дальше и дальше, захватывая суставы и кости. Коровы хромают всё сильнее. Они не могут ходить на пастбище, теряют аппетит, перестают давать молоко.

Старший скотник, который не мог простить ученикам их занятий в специальных школах, благодаря которым они лучше его разбирались во многих теоретических вопросах, простыми и ясными словами объяснял девушке ход болезни. Он был счастлив, если имел возможность поделиться с молодёжью, приходящей к нему в коровник, своими, собранными по крохам, знаниями.

— Заруби себе на носу всё, что я сказал, девочка, — гордо заявил он. — У старого скотника Кабулке есть чему поучиться.

Он глубоко втянул в себя воздух, быстро оглядел стойла и вдруг в мгновение ока снова превратился в прежнего свирепого Кабулке.

— Что ты тут стоишь? — накинулся он на Бритту. — Разве ты не видишь, что телята лежат в своём закуте на голом полу? Быстрей подложи им соломы! Какая ленивая девчонка! Всё ей нужно говорить!

Полуденное солнце светило в окна интерната. Инга Стефани бегло осматривала спальни юношей и девушек. Она была не в духе, но её настроение ещё больше ухудшилось в конце обхода. Конечно, Инга Стефани уже давно знала, что многие ученики не страдают излишней аккуратностью. И все же она никак не ожидала, что в комнатах царит такой ужасающий беспорядок. В четвёртой комнате ребята даже не удосужились поднять шторы. В спальне был душный, спёртый воздух. Инга Стефани подошла к окну, чтобы распахнуть его, но по дороге споткнулась. Посередине комнаты валялись рваные и грязные сапоги Али-бабы.