Сергей Семенов - Из жизни Макарки

– - Изба моя, и я к ней никого не допущу!..

– - Да никто и не подойдет. Поди, касатик, прочь! Нечего его, пьяную харю, тревожить. Ишь он до чего дошел!

Макарка подобрал сумку и сапоги и пошел прочь. Когда он поднялся с завалинки, он почувствовал, что ему трудно подниматься -- уже сказывалась усталость.

"Нужно не горячиться", -- подумал он и решил подольше отдохнуть здесь.

Макарка подошел к трактиру и подсел к стоявшему снаружи дощатому столу.

Трактирщик с выдавшимся брюхом и лысиной выглянул в окно и спросил:

– - Ты что, пузырь?

– - Дяденька, кипятку можно?

– - Можно, только семитку стоит.

– - Я отдам.

Трактирщик вышел к нему. Макарка достал семитку из бывшей у него мелочи и подал трактирщику. Трактирщик взял деньги, щепоть чаю и через минуту подал ему два чайника и чашку.

Макарка пил чай до тех пор, пока в обоих чайниках стало сухо. За чаем его усталость прошла.

И он опять пошел.

Ночевал он в селе, более чем за тридцать верст от Москвы. Он долго колебался, заходить ли ему на постоялый или не заходить. Ему жалко было платить за ночлег пятачок, а между тем он боялся устроиться в овине или сарае. А ну как опять нарвешься на такого хозяина, который прогнал его с завалинки!

Тогда он решил пожертвовать пятачком и зашел на постоялый. Теперь на постоялом было не так тесно, как после пасхи. Не все спали в избе, а кто на дворе в телегах, кто в сенях -- спать было просторно, и Макарка мог лечь не на полу, а на лавке.

Он спал долго. Солнце высоко взошло и выпило почти всю росу. Ноги у него болели, и сначала он чувствовал каждый шаг, но понемногу они поразмялись, и он пошел по-вчерашнему -- легко.

Дорогой попадались ему попутчики, но он от всех сторонился, не разговаривался, боясь проговориться, что у него есть деньги и как бы их у него не отняли. Особенно у него замирало сердце, когда он встречался с кем-нибудь в лесу. Но все обошлось благополучно, и на третий день он был в своем городе.

Теперь их город имел совсем другой вид, чем тогда, весной. Он не был так загроможден и казался чище, приглядней. Пыльные улицы были сухи, везде просторно. Он вышел на площадь, где стояли лавки, и стал искать глазами, куда ему лучше зайти. Вдруг он услышал над собой голос:

– - Никак, Макарка?

Макарка поднял голову. Перед ним стояла их деревенская баба. Баба держала пустой мешок под мышкой и, видимо, шла в лавки что-нибудь покупать.

– - Д-да, -- обрадованно улыбнулся Макарка. -- Здорово, тетя Анна!

– - Ты что же это -- из Москвы?

– - Из Москвы.

– - Знать, мать на покос наказала?

– - Нет, меня разочли.

– - Тебя, стало быть, и не ждут дома-то?

– - Нет.

– - Ты с кем же до города-то ехал?

– - Я не ехал, а пешком.

– - Пешком?! -- воскликнула удивленная баба. -- Ах ты, родимый, небось устал-то как! Ну, пойдем, я подвезу тебя. Иди, я тебе телегу покажу. Посидишь там пока…

Они подошли к телеге, у которой стояла, понурив голову, выпряженная лошадь; в телеге лежала свежая трава, и от нее распространялся сладкий запах. У Макарки сперлось в груди. Вся деревня, с ее лугами, полями и лесом, встала перед его глазами, и сердце его сильно забилось.

– - Вот сядь, посиди тут пока, а я в лавку пойду. Как закуплю, так и поедем,

По дороге от города уже не было камня, и покрывала мягкая пыль, пушистым хвостом поднимавшаяся за телегой. По сторонам колыхалась серо-зеленая, выцветшая рожь; рожь сменялась серебристым овсом или нежным, бархатным льном, еще не начинавшим цвести. В других местах расстилались луга, цветущие разными цветами. Над ними сверкали птички, носились бабочки, где-то поскрипывал дергач. Так бы и соскочил с телеги, бросился в эту благодать, утонул в ней!..

Анна спрашивала его, хорошо ли жить в Москве, где он жил и что делал. Макарка рассеянно отвечал; он так далеко был от Москвы, что стоило немалого труда возвращаться к ней хоть мысленно… Кроме этого, у него зарождалась забота, как его примет мать. А ну-ка, и его деньги ее не подкупят, -- что ему тогда будет делать?

К деревне подъехали от сараев. Анна и лошадь остановила у своего сарая. Макарка вылез из телеги, вытянул свою котомку, закинул ее за спину и сказал:

– - Спасибо, тетя Анна.

– - Не за что, родимый.

Макарка зашагал к своей усадьбе. Увидевши свое гнездо, он почувствовал, как у него застилает глаза и ноги ступают уже не так уверенно. Вот и амбар. Около тына стоит Машка и развешивает белье. Она повертывает к нему лицо; оно все такое же, только загорело очень.