Геннадий Михасенко - Милый Эп

Вскоре позвонил Забор.

– Эп? Наконец-то! – радостно воскликнул он. – Я уже все двушки извел! Где тебя носило?

– Шишки собирал.

– Какие шишки?

– Сосновые.

– Зачем?

– Жизнь украшать.

– А «Скорую помощь» тебе не вызвать?

Я коротко рассмеялся и вздохнул:

– Вася, есть очень актуальный весенний призыв: каждому комсомольцу – по шишке!

– А комсоргу – две, для симметрии: на лоб и на затылок, – добавил Забор. – Так оно и будет, без призыва. Слушай, Эп, а вот что ты со мной сделал? Ведь до сих пор я думал, что я сносный комсорг – признаюсь без ложной скромности, – а ты меня двумя фразами уничтожил! Прямо сдул с должности, как пушинку! – И Васька дунул в трубку.

– Ты спятил! – сказал я.

– Забыл уже?.. А кто мне на перемене сказал, что наш класс – это кучка сектантов, которые неизвестно чем дышат? – напомнил Забор угрожающе, мол, как же ты, комсомолец, посмел обвинить в сектантстве целый класс.

– Да это я так, – смутился я .

– Не так, мой милый Эп, а прав ты! – выпалил он. – Я прикинул: семь компаниек выходит, которые вне школы не общаются, а в школе так себе. Чем не сектанты?.. Это я упустил, проборолся с вашими кулаками и двойками!

– Неужели семь? – удивился я .

– Даже восемь – Ваня Печкин собственной персоной!.. а кто чем дышит – вообще туман.

– Да-а!.. И что теперь?

– Понятно что, гнать меня из комсоргов! За ротозейство и мелочность! – категорически заявил Забор, и я мысленно увидел, как блеснул его жуткий гипнотический взгляд. – Гнать с треском! И комсоргом ставить тебя!

– Да знаешь ли ты, что Забор – лучший комсорг на земном шаре? – закричал я, ощущая мороз по телу. – Ты же золото у нас, если без ложной скромности! И мы тебя не променяем ни на каких Эпов! Так что не бзыкай, как говорит Шулин!.. Ну, упустил кое-что! Откуда же все знать? Думаешь, я знал да помалкивал? Ни фига подобного! Просто душа вдруг вспыхнула – и увидел глубже. А так откуда знать? Только ощупью. И не беда, что упустил, наверстаешь! Считай, что я тебя критикнул, и наверстывай! В жизни еще не то бывает! У отца вон гостиница трещит, и не критикой там пахнет, а тюрьмой. Так он что, бзыкает, думаешь? Он работает как вол. И все будет о’кэй! Так что, Василий, не хандри! – закончил я, понимая, что не сказал бы всего этого в лицо Забровскому, сконфузился бы, а тут перед телефоном расцицеронился.

– М-да, – вздохнул комсорг.

– Лето подскажет.

– Нет-нет, нельзя так разбредаться! Стадом уйдем, стадом придем. Надо что-то сделать! – опять оживился Васька. – Осталось полмесяца. Мало, но успеть надо, иначе нам грош цена!.. Вот я весь день и думал и тебя искал, чтобы вместе поломать голову. Смысл такой: сплотиться и узнать друг друга – это твоя программа. Прекрасная программа, но время… Не мог ты пораньше вспыхнуть! Вот что, прикачу-ка я сейчас к вам, посидим мы вечерок и помаракуем. Одна голова хорошо, а две, сам знаешь… Может, и тетя Римма с дядей Лешей помогут. Они у тебя, по-моему, самые толковые из наших предков.

– Не знаю.

– Кстати, по физике сделал?

– Сделал.

– Сдую заодно. Что-то сегодня неохота уроками заниматься. Погулять бы! Пособирать шишки! Как ты там сказал: каждому комсомольцу – по шишке? Ничего!.. Ну ладно, Эп, иду!

Явился Забровский в девятом часу, мы поджидали отца к позднему, как всегда, ужину. На ходу скинув туфли, Васька влетел в мою комнату и, опершись на журнальный столик, прошептал мне в лицо, как будто крича:

– Анкета!.. Понимаешь, Эп, ан-ке-та!.. это же так просто: вопрос – и ответ! – Васька выпрямился и, горя заглубленными глазами и резко жестикулируя, заметался по комнате, а я молча наблюдал за ним в предчувствии близкого чуда. – Весь день бился, и вот только что вдруг осенило! Помнишь, в марте десятиклассники проводили анкету? А мы чем хуже? Вот, например, вопрос: «Любишь ли ты Моцарта?» И Ваня Печкин отвечает «да», и пожалуйста – одна клеточка души ясна! А если Ваня Печкин не слыхивал о Моцарте, он ответит «нет» – и тоже ясно!

– Ваня Печкин наотвечает тебе! Так наотвечает, что с него хоть икону пиши!

– То есть наврет?

– Еще как! – заверил я. – Да и ты наврешь. Кому охота дураком выглядеть?

– М-да… Ну, я-то не навру, а запятая тут, пожалуй, есть – согласился Забор. – А если анонимно?

– Тогда Ваня Печкин растворится, – сказал я, задумываясь, – что-то запульсировало в моем уме. – Слушай, Вась, а если так: пусть анкета будет анонимной и пусть нас как будто интересует не лично Ваня Печкин, а класс в целом?