Андрей Ефремов - Я успею, ребята!

На другой день Венька мне сказал, что ночью приезжали какие-то машины и что мой отец долго разговаривал с теми, кто на них приехал. Не знаю. Мне он не рассказывал ничего. Только липы утром были на месте, и никто их больше не пытался увозить.

Около соседних домов липы выкапывали на следующей неделе. Серега с Венькой зашли за мной, и мы пошли посмотреть на это дело.

Когда автокран втащил в кузов грузовика первую липу, Покатихин посмотрел на мальчишек из того дома:

— Ну что, слабы в коленках, а? — И плюнул в широкую, круглую яму. И они ничего не ответили. А что тут скажешь?

Не то чтобы я никогда не видел этой двери, я видел ее каждый раз, когда мы входили в парк. Обыкновенная железная дверь в погреб — на что там смотреть-то?

Мы и тогда остановились около нее случайно: папа встретил какого-то своего знакомого. Они стали разговаривать и смеяться, а я пошел к погребу. Просто так, чтобы убить время.

Там, перед дверью, оказалась высоченная крапива. Я подобрал сухую ветку и раздвинул ее.

На двери не было даже замка, с угла на угол она была перечеркнута железной полосой, прочно приваренной в нескольких местах. Но главное было не это.

Маленькие круглые дырочки покрывали обе половинки двери. Вокруг каждой пузырилось железо. Некоторые пузыри вздувались наружу, а некоторые — их было больше — внутрь.

Я отпустил крапиву и вернулся к отцу. Он был уже один и оглядывался, — видно, искал меня.

— Ну что же ты? Пошли.

— Папа, а зачем бывают дырки в дверях?

— Какие ещё дырки? О чем ты?

— Обыкновенные дырки, круглые.

— А я-то думаю: чего он там в крапиве ковыряется? Ну, показывай свои круглые дырки.

Сначала отец обжегся, потом придавил крапиву ногой — сделал проход к двери. Мы с ним долю рассматривали железные пузыри.

— Как нарывы, — сказал отец и осторожно потрогал один. Мы выбрались из крапивы.

— Ну, видел?

— Видел, Сашка. Это от пуль.

— Что ты, папа, какие пули, кто здесь стрелять будет?

— Ты не понял. Это осталось с войны. В погребе кто-то отстреливался. Ты заметил, что пузыри вздуты в разные стороны? Стреляли-то с двух сторон.

— А почему тогда в некоторых пузырях дырок нет?

— Я думаю, что человек в погребе был офицером или подобрал чей-то пистолет, а для пистолета это железо все равно что броня.

Мы долго гуляли по дальним аллеям, где парк становился похожим на лес, и я все думал об офицере. Зачем он тратил патроны и стрелял в толстое железо, когда в двери есть окошко? А может быть, фашисты держали окошко на прицеле и к нему было не подойти? И как он выбрался оттуда, если у погреба только одна дверь?

Назад мы шли тем же путем. Около выхода из парка отец приостановился и потянул меня к погребу. Он боком раздвинул крапиву, подошел к двери и заглянул в окошко.

— Ты знаешь, ничего не видно, — сказал он, отходя, — темно, и сыростью тянет.

Дома я взял книжку и уселся читать, но железная дверь не шла у меня из головы. Я все пытался сообразить, как этот человек спасся. Я думал, думал, а потом взял лист бумаги и нарисовал план. Погреб, деревья, чугунная тумба у входа в парк — я там все наизусть знаю. Нарезал зеленые треугольники из тетрадной обложки — это у меня солдаты — и стал их переставлять на плане около погреба. Я их часа полтора переставлял, думал — пойму, как он оттуда выбрался, вдруг вижу: погреб, деревья, солдаты в чужой форме — все живое. Сначала я решил, что сплю. Так бывает: сон идет, а ты как будто со стороны за всем следишь, как будто тебя предупредили, что все это во сне.

Я этот бой увидел.

Солдаты перебегали от дерева к дереву и стреляли. Они придвигались и придвигались к погребу, пока не оказались у самой двери, но тут все пошло сначала.

И так раза три.

Потом я понял, что это не сон, потому что у меня сны немые, а здесь все слышно было, даже как пули по деревьям чиркали.

Я сначала испугался, думал — брежу, а потом сообразил, что нет, просто вся эта история у меня в голове крепко засела.

И назавтра в школе то же самое, и никак этот бой не мог кончиться, как будто там чего-то не хватало.

Это была прямо му́ка какая-то, и когда я на уроке истории сообразил, в чем дело, то просто встал и пошел к двери: мне необходимо было сейчас туда, в парк.

Конечно, я никуда не ушел. Клавдия Яковлевна перехватила меня и устроила, как она выразилась, показательное аутодафе. Только я даже не расстроился. Я теперь не мог думать ни о чем, кроме продырявленной пулями двери.