Андрей Ефремов - Я успею, ребята!

Накрылась моя работа.

— Ну и хорошо. Вот тебе адрес, найдешь его там, и договоритесь. Вечером мне позвони. Не забудь.

Хоть бы спросил Ваньчик, почему я к Борису Николаевичу не иду. Надулся и все. Обижается, что я ему про себя не рассказываю, что ли? Ну и ладно, пусть что хочет думает.

На той бумажке адрес комиссионного оказался. Маленький такой магазинчик, а на витрине труба граммофонная. Я к прилавку подошел.

— Леню позовите, пожалуйста.

За прилавком дверь, продавец в нее ногой стукнул.

— Пигузов, на выход!

Внутри магазина что-то упало, потом затопали.

— Ну я, чего надо?

Стоит и дергается, как будто у него руки-ноги на ниточках. Так и хочется остановить его, честное слово.

— Надо-то чего, я на работе, между прочим.

— Я, — говорю, — от Юры.

Он меня за руку схватил — и внутрь. Там какие-то ящики, коробки и дверь во двор.

— Спятил? — шипит мне в ухо. — Тут кадры знаешь какие — жлоб на жлобе. Завидуют, что все достать могу. Вы меня что, под монастырь хотите?

Убивают его, можно подумать.

— Домой ко мне придешь. Через два часа, понял?

И опять ушел в своих коробках разбираться.

Я уж подумал — дороги из этих дворов не найду. Прямо лабиринты какие-то.

К Пигузову я пешком пошел. Топал до него, топал, а все равно ещё час оставался. Ладно, думаю, позвоню кому-нибудь, найду двушку и позвоню. Только ведь и звонить-то, как назло, некому: Ваньчик в лаборантской, а других телефонов наизусть не помню. Думал, думал — Ленкин вспомнил. Она его на своей половине парты написала, так эту половину мне как будто по телевизору показали. Ленка так Ленка! Позвоню, как будто уроки спросить. А там придумается что-нибудь. Я двушки не нашел, гривенник в автомат засунул, так поговорить захотелось. Кручу диск и соображаю: что придумается-то? У меня этот Леня в голове сидит, как четвертная контрольная, я, что ли, про него ей говорить буду? Базылева уже к телефону подошла.

— Але! — кричит. — Але!

А я трубку бросил и пошел из будки. Даже гривенника не жалко. Ну почему это такая ерунда получается? Ведь хорошее же дело делаем, а прячемся, как жулье какое-нибудь. Тому не скажи, этому не скажи! И не обманываем же никого. Или Юра этих своих знакомых стесняется?

Я слонялся незнакомыми переулками и все время перед Лениным домом оказывался. Какое-то место заколдованное.

Подумаешь, у кого какие знакомые бывают. До пенсии Юра будет им кассеты продавать, что ли? Наберем денег, и никакой нам Леня не нужен. Подумаешь, Пигузов. В магазин к нему, видите ли, нельзя.

Так время и прошло. На часы посмотрел — опаздываю. До самой квартиры как ошпаренный бежал. Звонков там целых три штуки. Я выбрал, который почище, нажал. За дверью ещё звенит, а уже — блямс! — дверь открывается. Как будто эта бабка так у двери и сидела. Смотрит на меня в щелочку.

— Тебе чего?

Я стою, соображаю, как сказать, а она губами жует и на меня смотрит.

— Гражданина Пигузова, — говорю.

Тут дверь опять — блямс! — захлопнулась. Надо было мне Леню спрашивать. А она, оказывается, цепочку снимала. Стоим в прихожей, бабка очки надела.

— К Леньке, что ли? А я думала — из милиции, как «гражданин»-то сказал. Без очков худо вижу.

И пошла. Я говорю:

— Бабушка, а комната его где?

— А ты понюхай, разит откуда — там наш Ленечка и живет.

Дверь сама открылась. Я и стукнул-то всего раза два. Пигузова не видно, а на диване лежит кто-то. Я говорю:

— Можно?

А там, оказывается, две комнаты, и Пигузов из второй выходит.

— Чего на пороге стоишь? Дверь закрой, соседка опять рыбу жарит. Напустила, понимаешь, вони.

Во дает, у самого воняет, как на помойке, а рыба ему помешала.

— Ты чего бабке сказал? Ты ей скажи, что ты мне брат. Нет, лучше — племянник из Петрозаводска. Усек?

Он все время по комнате носился и всякую дрянь в углы ногами расталкивал.

— Старуха вредная, ей в крематорий пора, а она рыбу каждый день жарит. В милицию ходит.

Тот человек на диване храпеть начал.

— Устал, — говорит Пигузов, — наломался. Тебе Юрка сказал, что я барахло не беру? Ты для барахла других дураков ищи. Чего смеешься? У меня техника — экстра, мне фирменную музыку давай. За мою технику один чудак мотоцикл давал. Дурень, точно? Кто ж музыку на тарахтелку менять будет?

Я говорю:

— Техника-то где?

У него в другой комнате в углу центр, куском обоев накрытый. Он обои снял, рукавом там чего-то потер.