Дядя Вова крепко обнял меня за плечи.
Психиатр слушал дядю Вову, вертя в руках карандаш.
— Боится оставаться в комнате одна. Не спит по ночам… Не разговаривает… Ничего не ест… Ничего не хочет…
Врач вдруг поднял на меня глаза, внимательно посмотрел, потом снова занялся карандашом. Дядя Вова замолчал и с надеждой посмотрел на психиатра.
— Знаете, — медленно заговорил тот, — сейчас наша страна без разбора хватает все, что идет с Запада. Одежду, фильмы, жвачки, методы лечения. А там психоаналитики, кушетки, Фрейд, самокопание в поисках истоков депрессивного состояния. Очень часто такие методики срабатывают. Но в вашем случае… Не думаю. Единственный выход для ребенка справиться с пережитым — забыть. Все-все забыть, что было в предыдущей жизни. И хорошее, и плохое. Чтобы ни одна ниточка не вела в прошлое. Отца, мать, дом, школу, одноклассников… Уехать, выбросить старые вещи, начать новую жизнь…
Дядя Вова послушался врача. Мы попрощались с дядей Витей и уехали в Москву. Ненадолго. Дядя Вова обратился в американское посольство, и вот мы уже оформляем документы на переезд в США. Евреям в таких просьбах редко отказывают. Дядя Вова торопился окончательно разорвать тонкую ниточку, которая связывала меня с моим прошлым. Ведь не сможет же она протянуться через Атлантику. Ниточка оборвется, и я забуду все.
Дядя Вова быстро изучил схему московского метро. Он целыми днями ездил по разным учреждениям, писал заявления, стоял в очередях. А я сидела в гостиничном номере с кучей детских книжек и журналов. Дядя Вова очень волновался, что дела с моим удочерением продвигаются так туго. Ведь еще несколько месяцев — и истечет срок действия американских виз.
— …Ну и что, что «одинокий»? Ну, не был я женат, не было у меня детей. А Марго-то у меня на глазах выросла, она-то мне — как дочь, — убеждал дядя Вова чиновников.
Потом по кабинетам нам пришлось ходить вместе. Меня все расспрашивали: действительно ли мне хочется жить с дядей Вовой. Не обижает ли он меня, не бьет ли? Может, лучше в детский дом? В нашей стране отличные детские дома. Вот, например, в Твери. Детей там очень хорошо кормят, замечательно одевают, возят на экскурсии, в каждой комнате телевизор…
Нас гоняли из кабинета в кабинет, пока мы не добрались до самого главного начальника.
Мы долго ждали приема. Вошли, дядя Вова протянул ему документы.
— Так… это в порядке… это тоже, — листал бумаги худой лысый мужчина в очках. — А это что такое?! — он замер и уставился на какую-то ветхую справку. — Значит, она и у Манукянов была приемной дочерью? Где тогда бумаги об удочерении? Где согласие ее предыдущих родителей? Да вы знаете, сколько еще вам придется предоставить документов?..
— Марго, — перебил его дядя Вова, — подожди меня в коридоре.
Когда дядя Вова вышел из кабинета, вся очередь кипела от негодования. Ведь если каждый посетитель по два часа на приеме будет сидеть, что тогда остальным делать?
— Порядок, — сказал дядя Вова, — разрешение есть, бумаги готовы. Завтра поеду за билетами.
Я не поднимала на него глаз, шла, смотрела себе под ноги.
— Дядя Вова, а почему он сказал, что я у мамы с папой была… приемной дочерью?
Я остановилась, преградила путь и уставилась дяде Вове в глаза.
— Потому, что ты… — он запнулся, захотел отвести взгляд, но не смог. — Потому, что ты, Марго… Они тебя взяли, когда тебе было всего три месяца…
— Неправда! — закричала я. — Вы врете! Просто я поздний ребенок! Они меня ждали. Я родилась, когда мама начала седеть. Папа говорил, что я — его подарок на сорокалетие. Они же мне говорили, рассказывали… Что жемчужинка, королева…
— Они тебя ждали, очень ждали, Марго. — торопливо произнес дядя Вова. — Я же видел, как они хотели ребенка. Девочку. Маргариту. А у твоей мамы — сердце. Она все равно хотела ребенка. Врачи сказали: никакой надежды на положительный исход. Ни одного шанса. А тут как раз где-то за городом случилась автокатастрофа. Перевернулась машина, погибли молодые мужчина и женщина. И после них осталась маленькая девочка, еще грудная. Сейфали помог с бумагами. Ната ужасно боялась, что тебе кто-нибудь расскажет, что ты это… неродная. Они даже квартиру несколько раз меняли, чтобы соседи по доброте душевной тебя не «просветили». Они тебя любили, так любили!..
— Я знаю, — тихо сказала я, — извините меня, дядя Вова, за «врете».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу