Ксения Шнейдер: Радости и горести (повесть в письмах)

Теперь у меня две тревоги: первое — кто твой враг; второе — что ты рассердишься и писать перестанешь. И пока не напишешь, покою мне не будет.

ЛЮСЯ.

От Ирины Алдан — Люсе Климовой. 5 апреля 194… года.

Люсенька моя родная!

Ну, могу ли я сердиться на тебя? Могу ли не написать тебе? А что Феликс знает, так и пусть себе знает. Только, чтобы уж больше никому. Феликс думает, мой враг — шпион! Смешной человек, это было бы хоть интересно, а у меня даже не враг, а врагиня, девочка, пианистка, Лена. Учится со мной в одном классе, председатель совета отряда.

Живёт она у нас, недавно только из эвакуации вернулась. Её мама — школьная подруга моей мамы, она доктор, папа тоже доктор, хирург. Они ещё не демобилизовались из армии.

Ты бы знала, как я ждала эту Лену, когда узнала, что она из Сибири едет прямо к нам! Вот, думала, будет у меня друг. Потом, она ведь пианистка, играть можно вместе, она мне будет аккомпанировать. Это, знаешь, как сближает?

И вот, здравствуйте, приехала. И ничего не получилось. Мне теперь ни в школе, ни дома покою нет. Ну вот тебе пример. У нас есть такое занятие — ансамбль скрипачей. Вообрази: пятнадцать человек играют в унисон, тянут все вместе одно и то же. Говорят, это дисциплинирует и нужно для чистоты интонаций. А мне всё это ни к чему. Я ведь уже в большом симфоническом оркестре играю, в нашем, консерваторском. Сам Никандрыч как-то сказал (не мне, конечно, я случайно узнала), что у меня на редкость чистая интонация. Ну вот я и отменила для себя эти занятия. Это же специальный предмет, и на успеваемость класса мои пропуски повлиять не могут. Никак я не думала, что Лена и тут вмешается. Она же не скрипачка, какое ей дело! А ведь вмешалась. Сначала прочла мне нотацию: сознательность, дисциплина, всякие слова. Я сказала, что у меня на это есть свои причины и даже постаралась объяснить ей. Да разве она способна понять!

Ох, простить себе не могу, что я, да, я сама выбирала её в председатели! Правда, мы выбирали её за железный характер, мальчишки её побаиваются, а это очень важно. Вот и выбрали. Но это совсем не значит, что я во всём должна с ней соглашаться! Я, например, считаю так: артист, музыкант, художник должен отдавать своё искусство народу. Иначе зачем нужна музыка? И для чего нас учат? Конечно, мы ещё не настоящие артисты, знаю прекрасно. Ну и что же? Ведь и нас слушают с удовольствием. А нам радость.

Я вот выхожу на эстраду, поднимаю смычок, играю. Если это, например, Осенняя песнь Чайковского, люди сидят задумчивые, печальные, думают про что-то своё. А вот я исполняю что-нибудь светлое, радостное, и лица веселеют, люди забывают свои огорчения. Это я очень хорошо поняла, когда выступала у раненых. И потом, по-моему, наша, музыкантов, обязанность уже сейчас помогать всем людям, как тимуровцы помогают старикам и больным. Ну, а Лена рассуждает иначе. Для неё главное — её план работы, мероприятия, сборы.

Ты не думай, что я против пионерских сборов, я даже сама придумала тему: «Композитор и море». Это про Римского-Корсакова. Я бы рассказала, как он был моряком, как попадал и в штиль и в шторм, как потом написал музыку, передал море в своих сочинениях. Помнишь Шехеразаду? И вообще это замечательно — быть моряком и композитором! Я, конечно, об этом своём замысле никому не говорю. Зачем? Чтобы испортили всё? Ведь у нас как? Сейчас Ваня Королёв сделает доклад про детские годы Чайковского! Вот выходит и начинает «излагать», как на экзамене. Потом Лидочка Мельникова, робея и спотыкаясь, пробормочет про «Времена года». Сестрички Валя и Ляля отбарабанят вальс из «Щелкунчика», совсем как на уроке, хуже, чем на уроке. И так далее. Очень содержательный сбор! А Лена сияет: «мероприятие выполнено». Можно там где-то галочку поставить. А что скука, — это её мало беспокоит. Вот только Ира, видите ли, «играла хуже, чем на концерте». Это она мне каждый раз преподносит. А как же, она думает, я могу играть, если меня тошнит от таких «мероприятий»?

Ох, сколько написала, и всё о Лене. Хватит!

Про медаль Феликс правильно сказал: мы все ребята из концертной бригады Дворца пионеров награждены за выступления на фронте. Только никакие мы не особенные: ведь тогда фронт очень близко был, на трамвае доедешь. Жили мы все в детском доме. С Консерваторией я не уехала, потому что мама заболела.

В детском доме хорошо жилось, дружно. Мы заботились друг о друге. А теперь и учиться стало труднее и вообще всё не клеится. Мама часто уезжает в гастрольные поездки, папа всё старается из меня человека сделать. А главное — Лена. Я по папиному лицу вижу, что он уже знает про ансамбль: успела доложить. Я сегодня так на всё это разозлилась, что, когда скрипку настраивала, квинту перетянула, она и лопнула. Всё из-за Лены.