– Оська, – сказал я смиренно, – в книге много ошибок. Я сам это чувствую, но не умею еще испра-вить их. И не торопи меня. Все это надо пережечь в себе. Мне уже самому горько быть Джеком, спутником коммунистов. Я не хочу быть спутником, Оська! Я хочу быть матросом и буду им, даю тебе слово как брату, как коммунисту, как сказал бы я Степке Атлантиде.
Мы долго говорили потом с Осей. Дом улегся.
А мы разговаривали шепотом, от которого першило в горле, как от воспоминаний. Последним парадом провели мы героев повести. Мы устроили как бы перекличку нашего класса «А».
– Алипченко Вячеслав! – вызывал я.
– Умер от тифа, – отвечал Ося.
– Алеференко Сергей? – спрашивал я.
– Секретарь парторганизации пристани, – отзывался Ося.
– Гавря Степан, по прозвищу Атлантида!
– Убит на Уральском фронте.
– Руденко Константин, по прозвищу Жук!
– Ассистент по кафедре аналитической механики.
– Лабанда Владимир!
– Инженер-кораблестроитель.
– Мартыненко, по кличке Биндюг! – Раскулачен и сослан,
– Новик Иван!
– Директор МТС.
– Мурашкин Кузьма!
– Старпом парохода «Громобой».
– Портянко Аркадий!
– Ученый-ботаник.
– Федоров Григорий!
– Красный командир.
– Шалферов Николай.
– Погиб на хлебозаготовках.
Утром отец повез меня за город похвастаться новой больницей. Город был неузнаваем. На месте, где земля закруглялась, простирался прекрасный Парк культуры и отдыха. Пустырь, оставшийся после разрушения швамбранского дворца Угря, застраивался домами Мясокомбината. Пробегал автобус. Торопились на лек-ции студенты трех вузов. На бывшей Брешке выросли большие дома. Аэропланы реяли, рокотали над городом, но я не видел задранных к небу голов. Строились новый театр, клиника, библиотека. На горе красовался великолепный стадион.
Я вспомнил, что слышали швамбраны в Чека:
«И у нас будут мускулы, мостовые и кино каждый день…» Пока сказка сказывалась, дело делалось. Больница ослепила меня блеском окон, полов, инструментов.
– Ну что, – говорил папа, наслаждаясь моим восторгом, – было в вашей Швамбрании что-либо подобное?
– Нет, – признавался я, – ничего подобного не было.
Папа торжествовал.
Перед нашим отъездом в Москву мама извлекла из семейного архива в чулане большой щит с гербом Швамбрании: Королева, Корабль, Автомобиль и Зуб… Щит с гербом Швамбрании красуется теперь у меня в комнате. Он ехидно и весело напоминает со стены о наших заблуждениях и швамбранском плене. Так, по преданию, повесил князь Олег свой щит на вратах Царьграда: дескать, помни, греки!
Но вот глобус полностью обернулся. Швамбрании на нем не обнаружено. Вместе с тем замыкается и круг повести, которая тоже совсем не откровение, а всего лишь наглядное пособие.
1928 – 1931; 1955
1) Очень хорошо. Говорите по-английски?
2) Ничего не значащий, бессмысленный набор иностранных слов.
3) Почти все гимназисты имели свои клички. Некоторые имели даже по нескольку. Например, «Мотня» звался еще также «Я – житель». Прозвище это дали ему за то, что, спрягая в латинской письменной работе глагол «инколо» (населять), он спутал его с «инкола» (житель) и всюду, переводя на русский, спрягал: «я житель, ты житель, он житель…»
4) Искаженное «Пюи ж китэ ля клясс?», что по-французски значит: «Могу ли я покинуть класс?»
5) Исковерканное «о ревуар» – «до свиданья» по-французски.
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу