А Леля торопливо продолжала углублять свою копань. Она, видно, открыла запечатанные плотным илом родники. Вода стала натекать быстро, прохладная, чистая. Она приятно холодила исколотые ноги. Когда последняя лошадь напилась и отошла, Леля обмылась и выползла на бережок. У нее не хватило сил подняться на ноги. К ней подошла Лошадия, подышала на затылок, прикоснулась бархатистыми губами к плечу.
Отдохнув, девочка расседлала кобылу, дала ей сухарь и припала к вымени. Тут же появился Коська, но он был сыт и только таращился на Лелю — заглядывал под живот с другого боку и легонько подталкивал мордой вымя матери.
С заходом солнца утих «астраханец», небо очистилось, и на нем проступили крупные звезды. Они отражались в Лелиной копани. Косяк спокойно пасся у забытого пруда.
Леля спала, положив голову на седло. Она часто просыпалась среди ночи, хваталась за пистолет, прислушиваясь к ночным звукам. Умница Лошадия не уводила косяк далеко.
За всю свою жизнь оберст фон Штюц не выходил из себя так и не бранился, употребляя непозволительные при его воспитании выражения, как в тот вечер, когда он обосновался со своим штабом в станице Дольской. Ему позвонил секретарь рейхсмаршала Геринга и уведомил, что экцеленц очень интересуется, как проходит операция «Рыжая стая»… Но что он, фон Штюц, мог ему ответить?.. Племенных кобыл с жеребятами буденновской породы еще не было у него в руках, и он пообещал прислать их Герингу в ближайшие дни.
— Так где же лошади, любезнейшие? — сквозь зубы спрашивал фон Штюц у майора Кроге и капитана Рихтера, — Где ваш агент «сержант Пудров», могу ли я узнать?
— Последнее сообщение получено от него вчера вечером из — того квадрата. — Капитан Рихтер показал на карте, висевшей над столом. — Он следовал за косяком кобыл и жеребят, который сопровождали только два старика и мальчишка лет тринадцати-четырнадцати… — Рихтер хотел добавить, что опытному диверсанту ничего не стоило уничтожить без лишнего шума двух стариков и подростка, но этого, по-видимому, не произошло. Дело в том, что у него, Рихтера, есть подозрение, что пойманный сегодня утром раненый подросток…
— Видимо, наш агент погиб, — прервал Рихтера майор Кроге.
Вялый капризный рот фон Штюца сжался гузкой. Он прохаживался по кабинету, с ненавистью поглядывая на Рихтера и Кроге. Потом ткнул в карту пальцем.
— Этот район уже отсечен нашими войсками. Но эта дикая степь еще плохо контролируется нами. В настоящее время фронт проходит у Манычских лиманов, и надо помешать косяку проскочить за линию фронта. Мы ликвидируем коневодов, сопровождающих лошадей… Я сам это сделаю, господа!.. А вы, майор Кроге и капитан Рихтер, вы оба, лично, сами пригоните лошадей сюда. Берите солдат, берите собак и возвращайтесь с племенным косяком. Только с ним! Вам ясно, господа?
— Так точно, господин оберст! — майор Кроге и капитан Рихтер щелкнули каблуками.
— Идите!
Оберст отвернулся к окну. Перед одноэтажным кирпичным домом, в котором когда-то жил русский священник, а теперь размещался штаб войсковой разведки, располагались широкая станичная площадь, церковь без куполов и старый парк. И в парке, и во дворах напротив стояли танки. Стояли, не соблюдая уставных правил маскировки. Фон Штюц усмехнулся: «Даже рядовые танкисты понимают, что русские сейчас не способны не только к нападению, но и к защите». Полураздетые танкисты лениво занимались мелким ремонтом, чистили танки, обливались водой, гоготали.
Фон Штюц распахнул окно. Солнце село, но по-прежнему еще по-азиатски жарко и душно. Хорошо бы сейчас принять ванну — день у него был напряженным. Ничего, этот день станет последним неприятным днем в его жизни. Завтра лошади придут под конвоем в станицу Дольскую. С утра он отправит в разведку «фокке-вульф», засечет табун в степи, и туда полетят «мессершмитты» для ликвидации коневодов.
Капитан Рихтер стоял за дверью, раздумывал. Он хотел вернуться к оберсту и сказать, что у него, у Рихтера, возникло подозрение: пойманный утром раненый подросток и есть тот самый юный коневод, который вместе со стариками сопровождал косяк кобыл с жеребятами… Почему он так думает? Да потому, что лично видел этого коня, на котором скакал подросток и который лежит теперь на краю кукурузного поля неподалеку от станицы. Видел на фотографии, сделанной агентом в летнем лагере конефермы, и запомнил примечательное крестообразное белое пятно на лбу у коня. Легко найти ту фотографию, и еще легче доказать, что это один и тот же конь. И следовательно… Нет, он, Рихтер, не станет делать этого. Он не воюет с детьми, и ему не нравится людоедская «стратегия» этого мясника фон Штюца… Он видел уничтоженные ночными бомбардировщиками эшелоны с детьми…
Читать дальше