Виталий Коржиков - Волны словно кенгуру

— Да, это тоже колёса Японии, — вздохнул Шубенко.

Магазинов вокруг было множество. Сверкали витрины, кланялись из-под веток синтетической сакуры франтоватые манекены. Раскачивались у входов воздушные шары в иероглифах. Л кукол не было.

Повалим, однажды несколько под стеклянными футлярами — в халатах из золотой парчи, с гребнями-лопатками в чёрных волосах.

Но Шубенко щёлкнул пальцами:

— Красивые, да не те! Их и в руки-то не возьмёшь!

И вдруг я заметил небольшой прилавок. Старик продавец пригласил нас кивком: «Посмотрите». Полон прилавок деревянных кукол! И все разные. Одна толстенькая, как матрёшка, да грустная. Склонила набок большую голову и горюет. Деревянная, а кажется, вот-вот живые слёзы закапают.

Рядом с ней девчоночья голова из берёзовой чурки. Чёрную бровь лукаво подняла, чёлочку распустила, высматривает, кого бы окликнуть. А возле неё ещё одна — с красным бантом. Губы надула, как ученица перед учителем: что ответить, не знает.

Вот японочка в шляпе «фудзияме». Дальше — рабочий, совсем как те, что на причале едят палочками рис и спит на газетах.

Да, тут настоящий мастер поработал! Он, видно, хорошо знает, отчего японцы плачут, отчего им весело. Поэтому и куклы его хоть из чурочек, а живее иных живых!

Нужно купить!

Приглядел я себе целое деревянное семейство: стоят папа, мама и дочка и, видно, думают: «Куда бы отправиться на прогулку?»

Конечно, со мной! У меня дорога дальняя. Пусть поплавают!

А Шубенко взял в руки матрёшку-горюху, подбросил и рассмеялся:

— Ну, хватит горевать! Пошли с нами. Моряки народ весёлый, живо развеселим!

Город тем временем менялся на глазах.

Минута — и он порозовел, будто его окунули в розовую краску; потом сделался фиолетовым, словно накинул фиолетовое кимоно, на котором светились неоновые узоры; а через полчаса — густо-синим. И вокруг нас запрыгало столько цветных огней, что казалось, мы попали в цирк.

Над домами загорелись десятки неоновых картин. В центре засверкал, закружился электрический глобус. По крышам побежали огненные буквы реклам.

Город стал жонглировать огнями, как восточный иллюзионист. Каждый дом хотел показать самый сногсшибательный фокус.

— Не Токио, а Кио! — сказал капитан.

Мы сели в такси, выбрались из центра, и фокусы прекратились.

Мимо замелькали улочки, на которых тихо светились в окнах уютные огоньки, пахло вяленой рыбой, креветками, овощами.

И приветливо кланялись хозяева лавчонок, похожие на наших деревянных спутников.

Снова под колёсами промчался большой мост — Токио кончился. И впереди открылась дорога, небо и звёзды.

Шубенко запел; я тоже стал подпевать.

Так мы и ехали, пока не увидели в луче света красную трубу с серпом и молотом, японских грузчиков, дремлющих на причале, пока не услышали знакомое протяжное «динь-дон, динь-дон».

Свой дом, своя палуба, своя работа.

На следующее утро мы вошли в Иокогаму. Шубенко с мостика оглядел порт и протянул мне бинокль:

— Ну, смотри.

Я вскинул его, и окуляры заполнили огромные буквы: «Новиков-Прибой».

На корме теплохода стоял могучий человек в берете и махал рукавицей. А на причале нас ждали уже два моряка.

Один ждал, сложив на груди руки, а второй подбрасывал в руке какую-то банку.

— Это мои дружки: Федотыч — механик и Виктор Са-ныч — «грузовой», идут проведать! — Шубенко положил руку мне на плечо: — Ну, а тебе пора. Собирайся!

Спрятал я в чемодан кукольное семейство, уложил вещи и подошёл ещё раз к капитану — попрощаться. Он протянул мне руку:

— Ну, будь! Ты пока плыви в Америку, мы — в Арктику, йотом в Зеландию вместе. Идёт? А на «Новиков» тебя ребята проводят. — Он посмотрел на друзей.

Я кивнул. Пожал лапу Бойсу и вышел на причал. «Чаленко» стал отходить. А я всё стою, машу рукой, грустно мне: «Неужто никто меня с палубы не видит?»

Хоть и был-то здесь несколько дней, а привык, освоился. Но вот появились на мостике капитан, рядом с ним рыжий штурман Володя, а на руках у него Бойс. Лает на меня: зачем остался?

Я помахал ему: ничего, пёс, встретимся.

Смотрю, а с кормы вся команда прощается.

Вышел «Чаленко» из порта, как загудит на прощание! Я присел было на чемодан да слышу два голоса:

— Ну, пошли?

Оглянулся. А это гости капитана — механик Федотыч и похожий на индейца «грузовой» Виктор Саныч. Стоит, в руке банку кофе подбрасывает. И сам коричневый, как кофейное зерно.