Анатолий Мошковский - Синева до самого солнца, или Повесть о том, что случилось с Васей Соломкиным у давно потухшего вулкана

— Вы откуда приехали? — спросил он, разливая в стаканы жёлтую, искрящуюся, в прыгающих пузырьках воду, а себе оставил в бутылке.

— Из Москвы, — сказал Вася, — а ты?

— Я тоже… А здесь где живёте? В Кара-Дагском?

— А где ж ещё! — радостно отозвалась Ира. — Земляки, а не знакомы! Меня зовут Ира, его — Василий, Вася…

— Вася? — с неожиданной улыбкой посмотрел на Васю Андрюшка.

— А что такого? — чуть вспетушился Вася.

— Да ничего, так. У меня здесь есть друг Васька, лечим его стрептомициновой эмульсией, а он не понимает, клюётся и кричит…

— Это кто же такой? — спросил Вася.

— Васька-то? Чайка… Нашли его с отцом в скалах с перебитым крылом. Бегал по камням, волоча одно крыло, а взлететь не мог. Едва поймали. Щипался, дёргался. А сейчас ничего, выздоравливает, набирается сил. Аппетит у него прямо волчий: покупаем ему солёную рыбу, сыр, булки… Скоро разоримся на Ваське… Ой, прости меня. Я тебя не обидел?

— Ничего, — Вася засмеялся. — Мы с ним тёзки… А тебя зовут Андреем?

— Угадал! — Андрюшка торжественно поднял зеленоватую бутылку. — В таком случае, леди и джентльмены, я предлагаю тост за знакомство, за здоровье всех нас, за всех дельфинов и чаек этого моря… — Они звонко чокнулись с Андрюшкой, с его бутылкой, и выпили. — А теперь — наверх!

Однако он не ринулся первым, а пропустил вперёд Иру с Васей. Что-то в нём, в этом Андрюшке, было от Саньки, подумал Вася. Доброта, что ли?

На теплоход, откуда ни возьмись, с пронзительными криками налетели чайки. Налетели, как пираты. Их было много — штук двадцать. Тугие, белые, с чёрными краешками крылья со свистом резали воздух. Смеясь и весело вскрикивая, пассажиры с кормы кидали чайкам еду.

Поджав розовые лапки, чайки то высоко парили, оглядывая зоркими глазками теплоход, и развивали такую скорость, что запросто обгоняли его, то стремительно падали вниз и на лету хватали сильными хищными клювами, созданными для ловли живой рыбы, кукурузные хлопья, куски булочек, печенья, вафель.

— Ой, Вась, я тоже хочу покормить! — захныкала Ира.

— У меня ничего нет… Я сбегаю к маме, — ответил Вася и бросился было к салону, однако быстрая рука Андрюшки схватила его за ремень.

— Никаких мам! Сейчас притащу! — он снова кинулся в бар и через несколько минут вернулся.

Чайки, к счастью, ещё не наелись и продолжали преследовать теплоход, а продовольственные ресурсы добросердечных пассажиров кончались, так что Андрюшка прибыл вовремя. Он разорвал обёртку пачки с печеньем, дал Ире и Васе, и они, ломая печенье на куски, стали швырять вверх, в свистящий, насыщенный моросью воздух.

Ни один кусочек печенья не был брошен напрасно и не утонул в море: острые птичьи глаза всё видели и замечали. Если не успевали схватить на лету, садились на воду, подбирали и, судорожно дёргая головками, проталкивали внутрь и заглатывали. Чайки заметно подтянулись, держались плотной тучкой за кормой и едва ли не из рук выхватывали пищу.

Ребята в пять минут скормили чайкам печенье. Бросать уже было нечего, но ещё долго чайки летели за судном с капризно-требовательными криками, потом одна за другой стали отставать, удаляться в открытое море.

— Давайте ещё купим еду для них? — предложила Ира.

— Хорошенького понемножку! — ответил Андрюшка. — А то совсем разучатся ловить рыбу… Кем они тогда станут? Курортными попрошайками. Мы за своего Ваську боимся.

Всё резче и круче закручивались гребни волн, всё сильней покачивало «Иван Айвазовский», и Вася с беспокойством подумал о маме: как там она?

Радиоэкскурсовод давно кончил рассказ о Новом Свете и Судаке, о бывших царских угодьях, дворцах и прославленных марках вин, о посёлках на берегу, о размытых расстоянием и мглой горах, скалах и хребтах, о выжженных солнцем долинах, смутно видневшихся по правому борту. Кончился рассказ о древнем Судаке, и над вспененным морем громко разносилась музыка из популярных оперетт.

— Вон он, сейчас придём, — сказал Андрюшка, и Вася увидел впереди, за белыми гребнями волн, за серыми просторами галечных пляжей, за светлыми корпусами санаториев и домиками городка давно знакомую по картинам и фотографиям уходящую вверх тёмную, острую скалу, как-то неестественно, странно, красиво и грозно вписанную в ярко-голубое небо, и на ней хорошо были видны крепостные стены и башни с зубцами.

Вася дёрнул Иру.

— Подходим! Айда к своим.

В салоне уже многих укачало, какие-то девчонки дремали, привалившись к плечам матерей, да и Васина мама прислонилась к папе.